Моника Варненска - Бамбук шумит ночью

Я вынимаю из сумки экземпляр книги «Вьетнам в моем сердце». Принц читает вьетнамское заглавие «Вьет Нам чонг лонг той» без малейшего акцента, как настоящий вьетнамец. Принц действительно полиглот — он хорошо владеет французским и английским языками, знает вьетнамский, китайский, кхмерский.

— Можете ли вы подарить мне эту книгу? С вашим автографом? — улыбаясь, спрашивает принц.

Я старательно вывожу на титуле дарственную надпись. Принц в ответ дарит мне свое фото с подписью.

Визит, который затянулся дольше предусмотренного времени, длился полтора часа. Мы уезжаем дальше, а принц вместе со своим народом будет продолжать тяжелую, но справедливую борьбу…

После многочасового ливня дорога скользкая, «как шкура змеи» (так говорят лаосцы). Мы вспоминаем, что на дне машины лежат высокие резиновые сапоги, которые нам одолжили в нашем посольстве в Ханое. Они хорошо защищают от многочисленных пиявок.

Короткий отдых. Из глубокого ущелья доносятся голоса людей. В распадке под скальным навесом — ларек. Продавщица Бун Фат показывает нам товары, разложенные на каменных полках в естественной нише. Обращаю внимание на разнообразные ткани — вьетнамские, китайские («И наши тоже», — добавляет продавщица). Мужскую верхнюю рубашку можно купить за 3000 кипов, шерстяной мужской шарф — за 1000. Волейбольный мяч стоит 500 кипов, эмалированная миска — 1200, полотенце — 135, школьная тетрадь — 30 кипов. Сульфаниламидные препараты продаются на штуки, по таблетке. Ларек действует здесь с 1964 года. Несмотря на бомбежки и обстрел, он открыт каждый день, кроме понедельника. Разглядываю ножи, мотыги, кастрюли для варки риса.

— Это все наше! — с гордостью подчеркивают не только Бун Фат, но также Кхам Ла и все сопровождающие нас представители уездных властей.

Вскоре я пойму значение этого выражения: «наше».

Мы находимся в долине, около дороги. Дуан просит нас оглянуться назад. Да, правда, очень живописно выглядит снизу эта тропинка, по которой мы спускались сюда, боясь свернуть себе шею.

Ожидая прибытия машины с нашей охраной, мы решили осмотреть пагоду, что высится по ту сторону дороги. По соседству с пей зияет пустотой хижина на сваях, где некогда жили бонзы. Она разрушена почти наполовину — воздушная волна от разорвавшейся неподалеку бомбы сорвала крышу и повалила две стены. И только на верхнем этаже чудом сохранился барабан, звуками которого бонзы созывали верующих.

Пусто и на дворе вокруг святилища. Уцелевшая пока что пагода имеет двускатную, резко скошенную крышу, которая до странности напоминает мне крестьянские хаты в Подгалье (горный район Польши. — Я. Н.). Над входом дата: «1939» — год постройки. Наугольники крыши — так называемые драконьи хвосты — сделаны в форме изогнутого языка пламени. Подобную архитектурную деталь я видела в Камбодже, в святилищах кхмеров. За пагодой возвышается тонкая колонна.

Входим внутрь. Деревянная статуя Будды с лицом, полным какой-то особой выразительности: от него трудно оторвать взгляд. Слева другая статуя, представляющая человека с поднятыми вверх руками неестественной величины и лицом, на котором за маской спокойствия угадывается боль и страх. На алтаре беспорядочно наставлены терракотовые статуэтки-божки. Мы с Богданом переглядываемся и смотрим на алтарь с одной и той же мыслью, которую стыдно выразить вслух: нам очень хочется взять отсюда хотя бы по одной статуэтке…

С дороги слышится оклик — нас торопят. Уже прибыла охрана: Май Тхо — высокий и рослый лаолум, которому на этом этапе придется быть квартирмейстером, и два бойца — Соенг Кео и Тхао Синг, оба вооруженные автоматами.

Горы, долины, снова горы. Рядом с отвесным склоном — пропасть, на дне которой волнуется золеное море растительности. Высоко в небо устремлены верхушки бамбуков. Мы едем прямо к двум горным вершинам. Если смотреть на них издалека, можно подумать, что ясно различимые на их склонах блестящие белые пятна — это ледники или снег. Но вот солнце уходит за тучи, и блеск гаснет. Теперь даже без помощи бинокля отчетливо видно: мнимые ледники — это просто обнаженные скалы, голые и белые, словно обглоданная кость.

Стоящие на дороге солдаты предупреждающе машут руками: снова воронки от бомб закрыли нам проезд. Наш шофер, отлично ведущий машину, осторожно сворачивает на разъезженную и грязную боковую тропу.

— Мы хотели подвезти вас еще дальше, чтобы максимально сократить пеший марш, поскольку дальнейший путь будет и без того весьма утомительным, — говорит Кхам Фой, — но это слишком рискованно. Мы можем в любую минуту застрять в грязи. Будет лучше, если мы оставим газик здесь…

Дальше идем пешком. Тропинка зигзагами вьется около самой реки. Живописные холмы привлекают взор. Богдан спрашивает Кхам Фоя: можно ли снимать камерой? Решительный отказ: в ущельях и распадинах, во всей этой на первый взгляд безлюдной и пустынной местности, укрыты позиции зенитной артиллерии.

Заросли, бамбук. За изгородями — грядки с помидорами и капустой. Хижины буквально утопают в зелени: их едва видно. Речка. Две длиннющие жерди, переброшенные с одного берега на другой, образуют «мостик». По нему могут прыгать разве что обезьяны, к тому же он скользкий и узкий. Я утешаю себя тем, что если и упаду в речку, то здесь неглубоко и утонуть трудно. Однако на всякий случай я передаю Дуану оба фотоаппарата и сумку с блокнотами. Лаосские товарищи переходят мостик первыми и протягивают нам с того берега длинный бамбуковый шест — как опору при таком «форсировании» реки. К счастью, нам с Богданом удается без приключений выбраться на берег — сперва иду я, а за мной, осторожно ступая и держась одной рукой за камеру, а другой за шест, следует он…

Еще одна река. Переходим ее вброд — моста нет. Вот где пригодилась единственная пара резиновых сапог! Я надеваю их, а Богдан шлепает по воде босиком. Выбравшись на берег, он тщательно осматривает ноги: не прицепились ли зловредные пиявки.

Перед нами каменистый склон горы. Кхам Фой шагает впереди. Тропинка все круче и круче уходит вверх. Ступеньки из кусков дерева и камня напоминают лестницу на колокольню. Наконец выходим на широкую площадку между скалами. Видим шалаши и убогие хижины. Тянутся трубы «водопровода» из выдолбленных стволов бамбука. Несколько женщин, много детей. Похрюкивая и повизгивая, вертятся под ногами юркие поросята. Высокие и пышные вереницы бамбуков образуют естественную аллею.

Только теперь, когда нам разрешили отдохнуть, мы чувствуем, как тяжела и изнурительна была дорога сюда. Пот струйками течет по лицу, сердце молотом бьет в груди… Нам приносят полный чайник кипятка. Обжигая губы, мы жадно выпиваем несколько чашек горячей жидкости, отлично утоляющей жажду.