Николай Пиков - Я начинаю войну!

Отдельная тема разговора — это Хафизулла Амин.

Когда к власти пришел Амин, мы почувствовали, что это фигура очень опасная. Она опасна была в первую очередь для афганского народа. Он занимался массовым уничтожением, ликвидацией всех тех, кто ему неугоден, с одной стороны, с другой стороны, он опасен был и для нас как руководитель, лидер страны по соседству с нами, в плане того что он мог не выполнить те договорные обязательства, которые у нас имелись. И он мог это сделать в то время. Поэтому надо глазами 1979 года смотреть на всю ситуацию.

Мы не могли исключить, что тот же Амин пригласил бы на территорию некоторые подразделения американцев, которые могли бы разместить свои контрольные органы на севере Афганистана с таким расчетом, чтобы просматривать все, что делается на наших полигонах, где испытывалось ракетное и оружие ПВО, ВВС…

Это для нас было опасно. И поэтому, конечно, ставя себя в положение руководства, это действительно один из факторов, который, может быть, и послужил причиной принятия решения на ввод войск на территорию Афганистана.

Что же касается других моментов, как, например, принести дух социализма, вряд ли кто-либо об этом думал в то время. Нет, конечно. А вот эта сторона дела, то есть безопасность нашего государства, обеспечение такой безопасности, — это присутствовало, несомненно.

Иногда некоторые товарищи, в том числе из тех, которых я глубоко уважаю, почему-то проводят аналогию нашего ввода в Афганистан с тем, что произошло когда-то у американцев с Вьетнамом.

Что это тоже трагично, так же преступно, незаконно, и так далее, и тому подобное. С этим категорически нельзя согласиться. И вот почему.

Ни по целям, ни по задачам, ни по методам действий, ни по итогам того и другого нет ничего похожего, ничего общего. Мы входили туда не для захвата, а для стабилизации, выполняя просьбу, действительно же это так!

Там же никого не просили, они Северный Вьетнам крошили в пух и прах. Мы ставили перед собой задачу стабилизировать обстановку и помочь народу, там же была настоящая война.

Методы действий были совершенно разные. Особенно если взять, допустим, вторую половину всей афганской эпопеи, период проведения политики национального примирения, то в этом участвовали не только афганцы, а в ряде случаев не столько афганцы, сколько советские. Чтобы навести порядок и примирить этих афганцев, сам лично встречался со многими главарями банд и уговаривал их.

Кстати, у нас с Юлием Михайловичем (бывший посол СССР в РА Воронцов) есть общее письмо Ахмад-шаху. Мы написали ему, конечно, с ведома Наджибуллы, что мы хотим встретиться с ним, приедем без охраны с одним переводчиком. И договоримся, чтобы не было никаких распрей и столкновений на перевале Саланг, через который проходит главная магистраль страны.

Мы делали все необходимое для того, чтобы примирить противоборствующие стороны.

Что касается Амина, то он просил ввода войск, он боялся оппозиции, это действительно так. Амин — это очень коварный человек. Он сегодня вас просит, а завтра скажет американцам, что отказывается от этой просьбы, и попросит их о помощи. Вот в чем дело. И это коварство сбрасывать со счетов было нельзя, мы этот момент учитывали. И когда уже он обратился, а мы чувствовали, что он по характеру человек коварный, то я думаю, что именно поэтому и появилось такое политическое решение о вводе войск.

Принимала это решение узкая группа лиц, и сказать сейчас, от кого конкретно исходила инициатива, кто настоял, как вел себя Брежнев, невозможно. Нет сейчас людей, которые могли бы что-то сказать по этому поводу и доказать. По мере поступления просьб афганской стороны в ЦК КПСС мы постоянно отговаривали от принятия подобного решения.

Ясное дело, это решение родилось с большим трудом и нежеланием. Хотя и оппозиция в Афганистане располагала довольно крупными силами, и была реальная опасность для режима, который существовал в то время.

Но лишь потому, что к власти пришел Амин, и от него можно было ожидать тяжелых шагов, которые могли отразиться на безопасности нашего государства, они наконец решились на такой шаг.

Решение принимали четыре человека — руководители нашего государства, письменное или устное, это одна сторона вопроса. Но главное, решение было принято и дано распоряжение министру обороны ввести войска. Министр собрал нас и сказал, что принято решение отдать приказ, и все пошло в соответствии с тем положением, которое существует у нас в Генеральном штабе. В Генеральном штабе имеются документы: как мы вводили войска, как мы планировали, когда, кому, куда, в какое время, по какому направлению, к какому сроку, все это у нас расписано до деталей, все задачи, все это у нас законно. А на Верховном Совете несколько месяцев спустя объявили, чтобы узаконить ввод, хотя они уже были введены. Тогда это было нормой. И Горбачев следовал этой норме. Это было неправильно, не цивилизованно, но это было…

Мы, военные, не могли сами сделать без политического руководства ни одного шага. Скажу, что начиная с 1984 года, а вернее, может быть, даже с конца 1983-го, мы сами, военные, выходили на руководство нашего государства с предложениями разрешить это только политическим путем. Военным путем эту проблему не решить. Было видно, что чем дальше, тем больше столкновений и тем больше привлекается сил и средств. Это было понятно каждому. И мы, военные, настоятельно требовали постепенного вывода войск и настояли на выводе шести полков в 1986 году, а не по настоянию Горбачева.

С конца 1984 года меня вызывали на заседание комиссии по Афганистану (эта комиссия была создана при Политбюро ЦК КПСС). Ее возглавлял министр иностранных дел. В свое время это был Громыко, а потом стал Шеварднадзе.

С 1985 года я работал в составе этой комиссии на постоянной основе, вплоть до вывода войск.

Кстати сказать, я оставался, а Наджибулла выезжал в отпуск к нам в Советский Союз в Крым.

Если говорить о Горбачеве, то, как только он стал генсеком, наши военные, конечно же, стали стимулировать политическое решение афганской проблемы. В результате шесть полков были выведены, у нас в Союзе практически родилась политика национального примирения. Она была поддержана Наджибуллой и его окружением. Это было в 1985 году, а войска оставались и при Горбачеве до 1989 года…

Мы-то постоянно продолжали помогать во всем, но решительных действий с нашей стороны не было. Решения и наши практические действия в 1989 году были позорными. Вводили войска мы на основании двухсторонних соглашений, а выводили с привлечением США и Пакистана по настоянию Шеварднадзе. Мое предложение было следующим: ликвидируем мы какой-то свой гарнизон, и зеркально ликвидируется на той стороне, на территории Пакистана какой-нибудь военный объект. То ли арсенал, то ли центр подготовки, то ли лагерь, то ли что-нибудь такое. Кстати, так исторически сложилось, что у нас было 183 военных городка, а на той стороне был 181 объект, так что это вполне приемлемо было.