Александр Ненашев - На перекрестке веков

Художественная общественность Тегерана ждет новых работ Хушаньга Сейхуна, который находится в расцвете творческих сил.

…Пригласительный билет на выставку произведений группы молодых иранских художников в галерее Мес был не совсем обычен: напечатанные на нем имена участников прочитать оказалось нелегко, для этого надо было сложить билет особым образом. Непросто было и разыскать галерею: она затерялась в одном из многочисленных узких переулков северной части Тегерана. Посетителей не было. В зале находились всего два человека, как потом выяснилось, сами художники. Они сидели за низким столиком, пили чай и мирно беседовали. Наш приход их обрадовал, как радует редкий гость в далеком горном ауле. Они стали рассказывать о своих работах, творчестве своих коллег и помимо развешанных картин показывали полотна, принесенные из запасника. Подойдя к картине, напоминающей кусок свежепобеленной стены с еле проступающими темными контурами линий, спрашиваем:

— Что хотел этим сказать художник?

— Это — материнство.

Для вящей убедительности наш собеседник Реза Дарьябеги, как он назвал себя, стал перед картиной, изобразил любящую нежную мать, держащую ребенка на руках. Мы подходили ближе, удалялись, смотрели сбоку, но представить мать с младенцем нам так и не удалось.

— Эта картина экспонировалась в Париже, — сообщил художник, чтобы заставить нас окончательно поверить в ее неоспоримые достоинства.

Рядом висела другая картина, вернее, медный лист, на котором можно было заметить очертания внутренних органов человека и некоторое подобие больших сверкающих глаз. По замыслу автора это произведение должно было отобразить современного человека с его сложным внутренним миром.

— Что же положено в основу этого образа? — спросили мы.

— Мои собственные ощущения.

— Людям это понятно?

— Нет, чтобы понять, надо оказаться в таком же эмоциональном и психическом состоянии, в каком был я, когда делал картину. Вообще обыкновенным людям, — добавил он, — это недоступно.

— Для кого же вы пишете?

— Для будущих поколений.

— Вы надеетесь, что они поймут и оценят вас?

— Да, они будут людьми более высокого интеллекта.

Молодые художники пристально следили за нашей реакцией, напряженно ждали, что же скажут люди, приехавшие из Москвы. Признаться, не хотелось обижать наших новых знакомых, и мы только пожали плечами.

— Видите ли, — пояснил Реза Дарьябеги, — зрение нас обманывает, истина — в душе. Когда мы, например, смотрим на ряд стоящих друг за другом столбов, то дальний нам кажется меньшим по размеру, хотя в действительности он одинаков со всеми.

Свои «теоретические» выкладки Реза Дарьябеги попытался подкрепить на примере еще одной картины, выполненной маслом, в темно-голубых тонах с дальним намеком на зимний вечерний пейзаж. Называлась она «Симфония бытия и небытия».

Могут спросить: а не исключение ли эта галерея? Нет. В иранской столице имеется не менее десятка художественных галерей, проводятся тегеранские биенале, организуются совместные выставки изобразительного искусства Ирана, Турции и Пакистана. И всюду в глаза бросается засилье самых изощренных фокусов, взятых из арсенала воинствующего абстракционизма Запада. Здесь и человеческая фигура с красной и синей лампочками на месте сердца, то вспыхивающими, то гаснущими; и накрашенный холст за планками пластмассовой шторы, то открывающейся, то закрывающейся; и наклеенные на полотно обрывки газет, реклам, журналов и многое-многое другое, не поддающееся описанию и невозможное для понимания. Поистине, «если модно, так пусть хоть трахома», как гласит старая восточная пословица.

Как же все это оказалось возможным в стране богатой древней культуры с многовековыми традициями реалистического искусства? Встречи, беседы с представителями иранской художественной интеллигенции позволяют внести ясность в этот вопрос. Подчинение духовной жизни иранского народа крупными западными державами началось вместе с широким проникновением этих держав в экономику страны. Когда в конце прошлого и в начале нынешнего века в Иране были обнаружены природные богатства, и в первую очередь огромные запасы высококачественной нефти, страна стала покрываться разветвленной сетью коммерческих контор, фирм, компаний. Вместе с деловыми учреждениями появились и многочисленные пропагандистские организации, призванные обелить деятельность монополий, превозносить капиталистическую идеологию и культуру, всячески насаждать западный образ жизни. Широким потоком потекла на иранский книжный рынок западная печатная продукция, безраздельное господство установили на киноэкранах Ирана кинопромышленники Запада.

В последнее время все чаще стали устраиваться выставки произведений современного западного искусства.

Одна из таких выставок состоялась в галерее «Модерн Арт», на одной из центральных улиц Тегерана — Тахте-Джамшид. Когда мы поднялись на второй этаж, в выставочный зал, нас встретил сам художник. Больше в зале никого не было.

— Дан Джонсон, — назвал он себя. — Американский живописец и скульптор, тридцать лет. Закончил школу искусств в Миннеаполисе, штат Миннесота.

Поговорили, можно и уходить, ибо смотреть нечего. Вот висит что-то похожее на обычное изображение молекул. Подпись под одной из «картин» — «Идеи 1 и 4», под другой — «Идеи 1 и 2».

Идеи ультрамодного искусства насаждаются также молодыми иранскими художниками, получившими образование в Европе или в США. Дело в том, что до последнего времени почти половина всей студенческой молодежи обучалась за границей. Это в равной степени относится и к молодым людям, изучающим живопись и ваяние. Разумеется, находясь многие годы за рубежом, они постепенно порывали с национальными традициями в искусстве. Например, уже получивший в Иране известность художник Камран Катузян окончил в США Уиндемский колледж в Вермонте. Как писала «Кейхан Интернэшнл», «его абстрактные картины и эскизы напоминают американских абстракционистов». Ирэн Даруди окончила школу изящных искусств в Париже. Как отмечала та же газета, «ее работы пользуются успехом в Европе и Америке». Скульптор Парвиз Танавволи закончил Тегеранскую школу изящных искусств, а высшее художественное образование получил в Италии. Он неоднократно выставлялся в этой стране, а также в Англии и США. Сейчас он возглавляет отделение скульптуры факультета изящных искусств Тегеранского университета.

Философия иранских абстракционистов, как и их западных единомышленников, не отличается оригинальностью. На вопрос, считает ли он, что искусство должно иметь национальные черты, Парвиз Танавволи отвечает: