Валентин Фалин - Конфликты в Кремле. Сумерки богов по-русски

«Модель перестройки» докладывалась М. Горбачеву в изначальной авторской редакции (67 страниц). Перед XIX партконференцией генеральный секретарь нуждался в крутом, избавленном от дипломатических ужимок воздействии с антибюрократических позиций. Поэтому, наряду с «Моделью перестройки», мы одарили его также опусом, озаглавленным «Вектор цивилизованного развития страны». Он, по некоторым признакам, пришелся М. Горбачеву не по вкусу, как затем и моя записка по поводу самой партконференции, о чем пойдет рассказ ниже.

Сопоставьте «Вектор» с любым критическим ма­териалом, получившим хождение в советском обще­стве в восьмидесятых годах. Если оставить в стороне публикации профессиональных антисоветчиков,он никому не уступит по накалу оценок и бескомпромиссности заключений. Записка с несколькихзаходов получилась компактной и, право, стоит того, чтобы в нее заглянуть [2] Полный текст см. в приложении 3. . Убедитесь в этом на паре-другой цитат.

«В СССР 43 миллиона нищих людей. И примерно 40 миллионов ненужных рабочих мест, — данной констатацией открывается «Вектор». — Добы вать хлеб в поте лица своего — Христов завет не про нас. Про нас получать хлеб.

Не имея возможности честно заработать, чело­век тем не менее имеет потенциальную возмож­ность получить квартиру, образование, зарплату, загородный участок, место в поликлинике и тому подобное. Это наша беда.

Серьезный массив социальной паразитации об­щества — следствие многих причин, прежде всего экономических и исторических...

Трагедия России состоит в том, что ею тыся­чу лет, со времен принятия христианства, правят люди, а не законы. А люди попирают и искажают законы... Мы только еще отходим от векового дог­мата, что насилие — мать всего: и государствен­ности, и порядка, и экономики, и культуры».

«Римское право, к сожалению, обошло Россию стороной. И русский человек никогда не был соб­ственником в полном смысле этого слова. Он все­гда был слугой государства, слугой государя, да, впрочем, он так и назывался. А если продвигал­ся, то на царевой службе, блага получал от царя.

Это отчуждение от собственности, по существу, остается до сих пор. Что бы ни говорилось, что бы ни писалось, что бы ни фантазировалось, что бы ни диссертировалось, человек без собственности есть раб с поправкой на время, или просто раб, или кре­постной раб, или крепостной колхозник, или кре­постной советский рабочий...

И то, что русский человек практически никог­да не имел собственности, явилось неиссякаемым родником социальной инертности. Сталин точно сказал, что советский человек — винтик государ­ственной машины. И только иногда, от случая к случаю, государство смазывает этот винтик спе­циальным маслом, чтобы не заржавел, не зачах. А винтик сидит и ждет, когда его облагодетель­ствуют.

Богатство — и материальное, и духовное — со­здается трудом и талантом, и только трудом и та­лантом. Какая сила заставляет трудиться человека? Это коренной вопрос человеческого бытия.

Буржуазия потому и добилась великих достиже­ний, что на этот вопрос ответила просто: личный, частный интерес...

[Однако. — В.Ф.]личный, частный интерес зас­тавляет человека не только трудиться, но и порож­дает эгоизм со всеми его отвратительными послед­ствиями. Где же тогда альтернатива? Она возникла из предположения, что только внеэкономическое принуждение избавит от разрушительного эгоизма и приведет к искомому экономическому эффекту. На­сильственное принуждение к труду, как это ни пе­чально, стало альфой и омегой всех социальных уто­пий, начиная от Томаса Мора и Кампанеллы и до самых последних вариантов мирового утопизма».

«Любая система, основанная на внеэкономичес­ком принуждении, выше феодализма подняться не может. Ни по производительности труда, ни по эф­фективности, ни по социальным благам, ни по уров­ню благосостояния...

Именно в разгроме товаропроизводителя, все­го товарного производства и находится корень на­ших бед...

Без двух основополагающих законов: закона о собственности и закона о свободе торговли, то есть создания рынка, — перестройка обречена на террор недоумков и умных злодеев».

«Протяжная песня сталинизма — презумпция виновности советского человека... Он виноват все­гда и везде. Чтобы удержать такую нагрузку на че­ловека, надо было создать особую систему...

Мощнейшим рычагом моновласти, монособст­венности стал принцип «распределяй и властвуй». И до тех пор, пока распределять блага будут люди, аппарат управления, а не труд, не рынок, мы бу­дем иметь то, что имеем. Потом вообще ничего иметь не будем. Общество требует от государства благ: масла, мяса, молока, одежды, квартир, — но государство само не в состоянии удовлетворить и малую часть этих требований. И посему смута неминуема.

Агония тотальной государственной собственно­сти условно началась 1 июня 1985 года, когда стар­товала кавалерийская атака на пьянство... К этому его [государство. — В.Ф.]подтолкнуло и падение цен на нефть, на другие ресурсы, не шибко уро­жайные годы, Чернобыль и т. д. Государственная форма собственности начала разлагаться... Там, где монополия государства, там нет хозяина. Где нет хозяина, нет ничего... Сколько бы ни суети­лись вокруг разных прожектов, нормальных че­ловеческих результатов быть не может, а смуты не миновать... Брагой социальной напряженности станет иждивенчество, помноженное на национа-. лизм. Поэтому нужны свобода торговли — немед­ленно — и реальное равноправие всех видов соб­ственности. Только деловитость, предприимчи­вость могут спасти нас от новых трудностей соци­ального характера...

Человек — существо, сотканное из интересов. И абсурдно, утопично, и античеловечно управ­лять непосредственно человеком... Его можно убить, искалечить, все это можно, но интересы людские убить нельзя. Гуманно управлять интере­сами, и только тогда общество вступит на циви­лизованный путь развития».

«Теоретически все понимают, что государство благодетелем быть просто не может... Общест­во стоит на голове, поэтому так и получается, что государство якобы кормит всех. И это убеждение миллионов...

Вот здесь и получается спайка, с которой мы не справляемся. Бюрократия смыкается с иждивенче­ством. Как бы там ни было, но именно в этом, в паразитизме на казенных харчах, и смыкается кон­сервативная часть верхов с консервативной частью низов...

Что надо делать?.. Если мы цивилизованно не демонтируем государственный социализм и не со­здадим новое качественное состояние социалисти­ческого общества, нынешнее здание рухнет и при­давит многих. Нас — наверняка».

На такой не слишком мажорной ноте конча­лась записка. И между строк, и черным по бело­му выказывалось отношение не к персоне Ста­лина, но к краеугольным камням сталинизма, заложенным в фундамент системы, не изъяв ко­торые замах на строительство «социализма с че­ловеческим лицом» окажется очередным пусто­цветом. Это была уже критика подходов, разде­лявшихся М. Горбачевым. Они оставляли самую тяжелую, не захватывающую воображение работу «на потом», утверждая, что пока можно удовлетво­риться реконструкцией надстроек, подновлением фасадов, сменой вывесок.