Валентин Фалин - Конфликты в Кремле. Сумерки богов по-русски

В августе—сентябре 1986 года я нашел необходимым привлечь внимание генсекретаря и ряда его коллег к грозовым тучам, что надвигались на ] ГДР, Чехословакию и другие союзные нам стра­ны. Очистительные грозы не помешали бы никому. Речь, однако, шла о нечто другом. Чтобы предостережение получилось весомей, к короткой записке была приложена экспертная оценка со­стояния дел, выполненная профессором Р.А. Белоусовым, с поразительно верным, как оказалось, прогнозом: к концу 1989 года страны СЭВа всту­пят в полосу экономических катаклизмов с нео­бозримыми социальными, политическими и иными последствиями. СССР, подчеркивал профессор Белоусов, по причине трудностей, с которыми в этот период столкнется он сам, не сможет прий­ти на помощь своим партнерам.

Другая записка анализировала положение в При­балтике. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услы­шать. Будучи с женой на отдыхе в Риге летом 1986 го­да, я воочию убедился, что пятидесятилетие возвра­щения Литвы, Латвии и Эстонии в состав России не пожнет среди прибалтов ликования. Записка напо­минала, что советская сторона так и не набралась мужества и ума сказать правду, в частности о секрет­ных протоколах к договорам 1939 года с Германией, и тем лишь подливала масло в огонь. Предлагалось не плыть по течению, а, не теряя времени, проста­вить точки над «и», чтобы, насколько еще возмож­но, овладеть инициативой.

Ведавшие, по крайней мере лучше меня, тай­ные канцелярские течения и кремлевские повет­рия Н.Е. Кручина и В.И. Болдин дали мне акку­ратно понять: то, что предназначено генерально­му секретарю, не обязательно должно становить­ся достоянием других. Первый сам определит, как, кого и с чем знакомить. Опять вы попадаете в идиотское положение: «для пользы дела» надобно рядиться в царедворцы. Уж эта не знающая осе­чек «польза делу»!

Пользуясь свободным часом, кладу на бумагу несколько формулировок, которые могли выпук­ло передать, как мне представлялось, квинтэссен­цию политики перестройки. Это было в октябре или ноябре 1986 года в Дели. Печатать некому, вывожу от руки максимально читабельно бук­вы. Н.Е. Кручина вручает записку М.С. Горба­чеву. «Больше социализма, больше демократии» прочно укрепляются в его лексиконе как реакция на попытки консерваторов слева и ниспровергате­лей справа противопоставить одно другому.

После визита в Индию генеральный, измотан­ный предельно насыщенным календарным годом, собрался в отпуск. Перед отлетом на юг он выдал мне телефонный звонок: было бы неплохо получить письменные соображения по десталинизации. Ага, отмечаю про себя, значит, мое выступление в ию­не на встрече М.С. Горбачева, Е.К. Лигачева, А.Н. Яковлева и других с представителями средств мас­совой информации, учеными-обществоведами, пи­сателями и публицистами отложилось в его цепкой памяти. Кто знает, возможно, его даже обеспокои­ло карканье: не рассчитаемся со сталинизмом — лишим перестройку будущего.

Если обойтись без перехлестов, можно закрепить и развить интерес М.С. Горбачева к ключевому направлению реформирования партии и системы. Упор лучше спроецировать на устранение разрыва между словом и делом, на уважение достоинства человека и демократизацию. Так я и поступил. От А.Н. Яковлева слышал, что генераль­ный секретарь с одобрением цитировал обширные . пассажи из моего послания на юг в кругу сопро­вождавших его советников. ,

Записка по десталинизации с тезисами к воз­можному публичному выступлению М.С. Горба­чева на данную тему не самая впечатляющая, но хронологически первая из имеющихся ныне в моем распоряжении [1] См. приложение 1. В приложении 2 приводится сопроводитель­ная к этой докладной записке. . Примерно четверть меморандумов, адресовавшихся генеральному секретарю, околь­ными путями вернулась летом 1995 года к автору. Хотя издание «полного собрания сочинений» не входит в мои планы, кое-что, наверное, удастся дособрать по архивным и прочим сусекам. В от­сутствие иных документов само название предме­та, по которому я обращался к М.С. Горбачеву, скажет что-то без долгих комментариев. Там, од­нако, где одно-другое пояснительное слово облегчит читателю проникновение в плотные слои советской атмосферы, оно будет вноситься без ущер­ба документальному жанру.

В 1986—1988 годах генеральный секретарь по­лучил от меня четыре или пять записок по пере­устройству советской экономики. Они готовились совместно с коллегой по агентству печати «Ново­сти» Г.В. Писаревским. Каждая, объемом до по­лусотни страниц, пронизывалась лейтмотивом: не следует полагать, что умнее СССР никого на све­те нет и что все нашенское, советское, особенно в экономической сфере, непременно лучшее. Ста­ло быть, не грех вдуматься, как удается развитым промышленным странам, отвергающим государ­ственное планирование, налаживать высококаче­ственное производство с оптимальными на ны­нешнем этапе развития научно-технических знаний затратами труда, энергии и сырья. И рефреном звучало: цивилизация не создала пока более эф­фективного механизма расширенного экономического воспроизводства и саморегулирования, чем }рынок. Планирование или государственное регу­лирование может быть рынку подспорьем, но ни­как не заменой.

Смею предположить, что интенсивная работа с генеральным секретарем в пользу освобождения советской экономики от мелочной бюрократичес­кой опеки и надзора семи нянек, от пут бесконеч­ных инструкций и запретов, исключавших ини­циативу и часто ставивших вне закона здравый смысл, способствовала вызреванию первого в се­рии важнейших реформ акта, а именно принятию летом 1987 года принципиального решения «о раз­витии в СССР товарно-денежных отношений», то есть признания рынка в качестве целесообразно­го добавления, если не альтернативы, к централь­ному планированию. Государственный план про­существовал без малого семьдесят лет, выручил Со­ветский Союз во Вторую мировую войну и в годы послевоенного восстановления, но задышал на ла­дан При первых же, в сущности робких, коррек­тировках в пользу гражданских отраслей и стиму­лирования самодеятельности.

Как известно, планирование в его заскорузлой редакции пало с вступлением 1 января 1988 года в силу закона об управлении государственными предприятиями СССР. Поскольку в тот момент все предприятия формально, за исключением кол­хозов и сбытовых кооперативов, принадлежали го­сударству, сменялся весь порядок отношений пра­вительственных учреждений с предприятиями, а также между предприятиями.

Была ли новая модель достаточно продуманной, чтобы, расшивая узкие места, обеспечить жизнен­но важный для функционирования любой эконо­мики меж- и внутриотраслевой баланс? Это весьма спорный вопрос. Бесспорно другое: переход из одного качества в другое без минимума фланкирующих мероприятий, гарантировавших преем­ственность, правовую и финансовую дисциплину и прочее, являлся делом более чем рискованным.