Бартон Бланш - Тайная жизнь сатаниста. Авторизованная биография Антона Шандора ЛаВея

Августа ЛаВей и ее муж Джо, агент по продаже спиртных напитков, воспитывали Тони так, как воспитывали бы любого смышленого, спокойного мальчишку, стараясь привить ему ценности среднего класса и не навязывая никаких религиозных догм. К семи годам он увлекся историями о сверхъестественном и оккультном, страсть к которым сохранит на всю жизнь. Неспособный по малолетству полностью понять то, о чем он читал, Тони обращался за разъяснениями к своей бабушке по матери, Любе Колтон (урожденной Лупеску-Примаковой; ее отец был цыганом, а мать-еврейкой), которая делилась с ним мистикой своей родной Трансильвании — суевериями, передававшимися из поколения в поколение и воплотившимися в легенде о Дракуле, величайшем вампире всех времен и народов. Собаки, воющие, предчувствуя смерть хозяина, страх, что написанный с тебя портрет может украсть твою душу, зловещий смысл птицы, залетевшей в дом, — все эти сумеречные ужасы были лейтмотивом рассказов бабушки Колтон. Ее воспоминания о кровавых сражениях с турецкими и русскими захватчиками, о раздорах между Венгрией и Румынией воспламеняли воображение Тони. Бабушка также любила поговорить об эксцентричности собственной семьи — о своем покойном муже, Борисе Колтоне, троцкисте и прирожденном бунтаре родом из древнего грузинского племени тогаров (от которых получил свое имя Тогар, знаменитый дрессировщик диких животных Евразии), и своем брате, в качестве дрессировщика медведей добравшемся со странствующими цирками от Черного моря до Венгрии. Вскоре юный Тони гораздо сильнее сроднился с персонажами, о которых читал и слышал, чем с кем-либо из мальчиков, которые, как предполагалось, были ему ровней.

Не будучи полностью удовлетворенным историями своей бабушки, Тони начал исследовать корни тех апокрифов, что она рассказывала ему. Избежав давления набожной, суеверной среды, он самоучкой пустился в путешествие по мрачнейшим царствам оккультизма. Он запоем читал все, что мог найти по интересующей его теме: классические рассказы об ужасах и привидениях, «Дракулу» Брема Стокера, «Франкенштейна» Мэри Шелли и самое популярное в то время выражение «темной стороны мироздания» — журнал Weird Tales («Странные сказки»). К 12 годам Тони успел проштудировать (и был ими разочарован) имевшие широкое хождение оккультные гримуары [4] То есть «магические» книги {фр .); термин имеет несколько уничижительный оттенок. вроде «Albertus Magnus» и «Шестой и седьмой книги Моисея». Он обнаружил, что магические трактаты Монтегю Саммерса и Артура Уэйта переполнены бесполезной заумью, и сосредоточился на подлинной магии гипноза и сценических эффектах. Проглотив «Практические уроки гипноза» доктора Уильяма Уэсли, Тони быстро обрел способность весьма успешно применять описанные в книге методы. Оглядываясь на свои отроческие изыскания, ЛаВей вспоминает: «Я просмотрел все гримуары и нашел в них сплошную чушь. Защищать себя, очертив круг! Когда я начал разрабатывать свои собственные ритуалы, разочаровавшись во всем, что читал, я очерчивал пылающую пентаграмму для вызова этих сил. Потом я наткнулся на [Уильяма] Мортенсена (фотографа, написавшего «Управление взглядом»). И я понял: вот она, магия. Вот то, чего я искал. Но этого не может быть. Это просто маленькая книжица о технике фотографии! У меня внутри разгорелся спор. В конце концов я убедился, что это настоящая магия. В поисках магической истины я полагался больше на художественную литературу. Лавкрафт, «Карнаки» Ходжсона, «Псы Тиндало» Лонга [5] Имеются в виду Томас Карнаки, протагонист цикла детективных рассказов англичанина Уильяма Хоупа Ходжсона (1877–1918) «Карнаки, ловец призраков» (опубликованы отдельной книгой в 1913 году) — сыщик, расследовавший «оккультные» преступления и единодушно признанный критиками первым современным «охотником за привидениями» — и культовый сборник «научно-страшных» рассказов американца Фрэнка Белнэпа Лонга (1903–1994) «Псы Тиндало, Темные Твари» (1946), в заглавном из которых ученый вызывает «научно-магическими» методами чудовищных псов из параллельной вселенной, которые сжирают его. — вот где я находил пищу для размышлений, которую не мог обнаружить в так называемых «опасных» книгах о черной магии.

Разве никто раньше не вызывал демонов как своих друзей? Я был убежден, что люди предпринимали такие попытки. Похоже, они делали это на тщательно охраняемом подпольном уровне и, может быть, молчали потому, что получали положительные результаты».

Становилось все более очевидно, что интересы Тони отличаются от интересов среднего подростка. Он никогда особо не увлекался спортом, из-за чего был заклеймен «нездоровым». Но он всегда с легкостью заводил друзей, и его дом был полон ребятишек, ожидающих, что Тони придумает что-нибудь увлекательное. Он организовывал «военные отряды» и «тайные общества», но ему это опротивело, так как другие мальчики выбивались из роли или слишком быстро теряли интерес. Очень часто они присасывались к ЛаВею как паразиты. «Они заявлялись ко мне, вдохновленные как черти тем, чем я занимался, устраивали полный кавардак и топали домой». ЛаВей не особенно расстраивался из-за своей неспособности «влиться в коллектив». «Я никогда не был «бунтарем», потому что никогда не был частью чего-то, против чего стоило бунтовать. Я никогда не был принят ни в какую группу, вот в чем все дело».

Также у Тони не было нужды особо бунтовать против своих родителей, хотя он и чувствовал, что они никогда его по-настоящему не понимали. «Моя мать была по-своему непоседой. Она постоянно переставляла мебель или, еще что хуже, решала, что нам по какой-нибудь дурацкой причине нужно переехать в другой дом. Меня бесило, что мной так помыкают, но мой отец относился к числу людей, которые никогда не рыпаются. Люди называли его настоящим принцем. Они оба казались мне людьми довольно нерешительными, у которых ни о чем нет твердого мнения. Еще когда я был мальчиком, они стали следовать моим советам насчет того, какой модели купить машину, насчет всего, где нужно эстетическое чутье. По сути, они позволяли мне делать все, что я захочу, вот только моя мать всегда советовала мне не травмировать руки — «будь паинькой, не дерись» — из-за моей музыки. Разумеется, когда я стал старше, я не слишком много рассказывал им о своих делах, потому что не хотел, чтобы они беспокоились».

Сложности начались с того момента, как ЛаВей пошел в школу. Для Тони школа была тем местом, откуда следовало бежать. Ему никогда не нравилось быть «одним из многих», и он обнаружил, что от его занятий куда больше проку, когда он прогуливает школу, получая таким образом возможность изучать предметы, по-настоящему его интересующие. В отличие от большинства мальчишек Тони не ждал наступления лета. Оно посягало на его долгие, неторопливо текущие, одинокие дни. Улицы заполоняли голосистые подростки, ожидающие, что Тони выйдет поиграть с ними в бейсбол или футбол. Он ждал, когда дни вновь станут короче, когда шпана вернется в заточение классов, а он сможет возобновить свои занятия где-нибудь подальше оттуда. Он был в восторге от своего одиночества, и те немногие друзья, которых он допускал в свой мир, были, как и он сам, изгоями.