Юрий Безелянский - 5-ый пункт, или Коктейль «Россия»

Балаганов скорбно покачал головой. Из мировых очагов культуры он, кроме Москвы, знал только Киев, Мелитополь и Жмеринку…»

Ильф и Петров. Магические имена.

— как писал Александр Безыменский. Но вернемся к псевдонимам.

Фридлянд становится Кольцовым. Совсем хорошо! Прекрасная русская фамилия, и вспоминается сразу русский поэт-пахарь Алексей Кольцов. Стало быть, в литературе отныне два Кольцовых: Алексей и Михаил. Куперман уже не Куперман, а Юрий Крымов. Герман вовсе не Герман, а Даниил Гранин. Волянская предстает свету как Галина Николаева, Крейн — как Александр Крон, Изольд Замберг — как Илья Зверев.

Илья Шлемович Гуревич — звучит неважно, приниженно, местечково. А Леонид Первомайский — это здорово, не правда ли? Бодрит! Хочется ликовать и ликующим выходить на улицы, вливаясь в праздничную демонстрацию.

Прекрасный детский писатель Анатолий Алексин («Мой брат играет на кларнете») — Гоберман. Выехал из СССР в Израиль. Виктор Ардов — Зильберман. Аркадий Арканов — Штейнбок. Ирина Велембовская — Шухгалтер. Александр Володин — Лифшиц. Ирина Грекова — Ветцель. Юлиан Семенов — Ляндрес. Самуил Алешин — Котляр.

Михаил Шатров раньше был Маршаком. Леонид Лиходеев, который когда-то заявил, что «у нас произошло перепроизводство гордости различными достижениями», — это Лидес. Георгий Владимов — это бывший Волосевич, Наум Коржавин — Мандель. И как сказал последний:

Недавно, к сожалению, умерший Григорий Горин в школе звался иначе: Гриша Офштейн. Но Горин звучит увереннее, с такой фамилией смело можно идти в гору. Хотя сам писатель говорил: «В спектакле «Поминальная молитва» есть персонаж (его играл Леонов), который высказывает свое кредо: «Я русский человек еврейского происхождения иудейской веры». Я не хочу отказываться ни от одной из этих составляющих» (МК, 1997, 31 декабря).

— За что вас не любят? — спросили Горина в другом интервью. И он ответил:

— За удачливость…

Если б знать!..

Драматург Дворецкий сменил всего лишь имя, но какое! Израиль — это как ожог, маленький пожар. А Игнатий — это уже отрада, патриархальная тишь и гладь. По этой причине поэт Сельвинский уже не французский Карл, а русский Илья, почти Муромец. Илья Сельвинский, Игнатий Дворецкий — все очень простенько, на русофильский вкус.

Кто еще сменил фамилию? Превосходнейший мастер русского размышляюще-сердечного стиха Давид Самуилович Кауфман известен как Давид Самойлов.

Господи, я ни в коей степени не хочу судить тех, кто сменил имя и фамилию, это дело сугубо личное, я сам когда-то раздумывал на эту тему: сменить ли фамилию и стать вместо Юрия Безелянского, скажем, Юрием Кузнецовым (по фамилии матери). Но удержался. Тем более сегодня никоим образом не хочу, чтобы меня путали с патриотически настроенным поэтом Юрием Кузнецовым. И все же природа псевдонимов не только в благозвучии; из псевдонима, хотят этого или нет те, кто меняет фамилию, торчат боязливые уши антисемитизма. Вот что писал по этому поводу в своих дневниках Давид Самойлов:

«30.09.1979. В современной российской мракобесной мысли, которая воистину завладела массами, антисемитизм играет непомерно большую роль.

Свидетельство скудости этой мысли.

Но, кажется, дело дошло уже до стенки.

Отрезвляющееся общество, естественно, должно задать себе вопрос: неужели нация настолько ничтожна, что кучка иудеев могла разложить царизм, другая кучка — произвести революцию в великой стране, а третья — устроить тридцать седьмой год или коллективизацию, разрушить церковь и т. д. и до сих пор разрушает экономику, традицию, культуру, нравы и т. д.

Что же это за нация?

Англичане или французы никогда не позволят себе думать так».

Они не позволят. А мы себе очень позволяем. И горько-скорбное увы..

Вся эта смена фамильных вывесок напоминает известный анекдот. Одесса. Порт. Белоснежные корабли. Мальчик на причале спрашивает у бабушки: «А кто такой Сергей Есенин?» Бабушка отвечает: «Не знаю». Тогда стоящий рядом пожилой человек в шляпе обращается к ней: «Мадам, то, что не знает мальчик, ему простительно, ибо он слишком молод. Но мы-то с вами должны помнить, что «Сергей Есенин» — это «Лазарь Каганович».

Это анекдот. А вот что говорил Юрий Олеша: «Я не удивлюсь, если завтра увижу на первой полосе «Правды» официальное сообщение: «Разоблачена еще одна группа антипатриотов: Шолохов Михаил Александрович (он же Шоломович Мойша Абрамович), Катаев Валентин Петрович (он же Катайкер Вуд-Пинкус-Эля Бенционович), Симонов Константин Михайлович (Симанович Кива Миня-Шлоймо Зусманович), Твардовский Александр Трифонович (Твардовер Аарон Тевьевич)…».

Очередная шуточка Юрия Олеши, тоже, кстати, не очень русского по происхождению писателя. Он — сын обедневшего польского дворянина.

Но если отставить анекдоты и шутки в сторону и вернуться в всамделишную жизнь, то в ней, в этой реальной жизни, евреям всегда приходится прибегать к различным видам маскировок, чтобы выжить в этом далеко не благостном для них мире. Евреи постоянно находятся начеку, в боевой готовности, не дают себе возможность расслабиться. Об этом до революции писал Василий Розанов:

«Сила еврейства в чрезвычайно старой крови… не дряхлой: но она хорошо выстоялась и постоянно полировалась (борьба, усилия, изворотливость). Вот чего никогда нельзя услышать от еврея: «Как я устал» и — «Отдохнуть бы».

И еще в «Опавших листьях» Розанова можно прочитать: «Сила евреев в их липкости. Пальцы их — точно с клеем. И не оторвешь».

А вот Осип Мандельштам в «Четвертой прозе» писал так: «…Мне и самому подчас любопытно: что это я все не так делаю. Что это за фрукт такой этот Мандельштам, который столько-то лет должен что-то такое сделать, и все, подлец, изворачивается?.. Долго ль он еще будет изворачиваться? Оттого-то мне и годы впрок не идут — другие с каждым годом все почетнее, а я наоборот — обратное течение времени. Я виноват. Двух мнений здесь быть не может. Из виноватости не вылезаю. В неоплатности живу. Изворачиванием спасаюсь. Долго ли мне еще изворачиваться?..» И уж совсем от отчаяния:

«Я китаец, никто меня не понимает. Халды-балды! Поедем в Алма-Ату, где ходят люди с изюмными глазами… Халды-балды! Поедем в Азербайджан…»

«Четвертую прозу» Осип Эмильевич закончил в 1934 году, а в 1938-м поэт погиб.

Мандельштам мечтал съездить к греческим островам — Саламину и Лесбосу… А умер он в лагере где-то под Владивостоком от голода…

Эти манделыитамовские строки звучат как реквием. В 1996 году вышел справочник в серии «Во славу России» — «Евреи в русской культуре». Редактор-составитель А. Козак выпустил его за свой счет («Безумству храбрых поем мы песню…»). В разделе «Литература» представлено 128 человек, и сразу вспоминается параллель с 38 снайперами, о которых так красочно рассказывал Борис Ельцин во времена первой чеченской войны. Но тут не снайперы, а писатели, и что ни фамилия, то звезда. Хочется зажмуриться от ярких лучей. Однако без некоторого перечисления никак не обойтись. Итак: