Владимир Бушин - Патриархи и президенты. Лампадным маслом по костру

Сейчас песни разные. Главным образом, гневные, злые. Меня Александр Проханов в последний раз, когда я принес статью, спрашивает: ты — добрый человек? Я отвечаю: по-моему, я — добрый человек. Я — не злобный человек. Не злопамятный, отходчивый. Но то, что произошло в нашей стране, прощать нельзя. Забыть такое преступление, как уничтожение великой державы, — недопустимо для любых властителей, любых руководителей. И несмотря на все, что происходит, у меня сохраняется вера, что в конце концов народ восторжествует…

Насчет разрушения СССР. Конечно, эта катастрофа изменила весь мир. Но почему она произошла? Водной из твоих предыдущих бесед, с председателем Союза писателей Валерием Ганичевым, меня поразило одно место. Он рассказывает, что было создано общество дружбы с болгарами, как крыша для русских патриотов, и их притесняли, их обвиняли в национализме, и чтобы смыть с себя обвинения в чрезмерной русскости, они устраивали заседания своего общества то в Тбилиси, то еще где-нибудь в национальной республике…

И вот в 1972 году они летели из Тбилиси в Москву. И вдруг, когда пролетали над Краснодаром, над Кубанью, Семанов и Кожинов встали и сказали: «Почтим память Лавра Корнилова, погибшего в этих местах…». И это 1972 год. Валерий Ганичев — главный редактор крупнейшего и влиятельнейшего издательства «Молодая гвардия», другие тоже немалые должности занимали… Вадим Кожинов позже вспоминал, мол, у него был в шестидесятых годах краткий период диссидентства. Это неправда. 1972 год. И они чтят память лютого врага советской власти… Почему им тогда не почтить память воевавшего там же в Великую Отечественную войну немецкого фельдмаршала Рундштедта? Для меня это — одно и то же. При всем том, я признаю, что Лавр Корнилов — это русский офицер, а немецкий фельдмаршал — захватчик и оккупант.

Разложение проникло чрезвычайно высоко, и антисоветизм становился моден именно в кругах наших чиновных верхов и интеллигенции, а не в народе. Все они интеллигентные, высокообразованные люди. И они были уже в семидесятые годы — антисоветчики… Мне однажды Валентин Сорокин, наш поэт, и сопредседатель Союза писателей, тот же вопрос задал, что и ты: «Почему так сразу все рухнуло?» Я ему ответил: «Так ты почитай свои даже нынешние стихи, и тем более статьи… Они же — антисоветские. Ты изображаешь Ленина черт знает как, Мавзолей изображаешь, как какой-то кровавый волдырь на теле земли. Ты Михаила Горбачева называешь последним ленинцем… Вот поэтому все и рухнуло враз».

Конечно, все эти настроения проникали, как метастазы, во все слои, в том числе и руководящие. Концентрирующую роль в идеологии, конечно, сыграл Александр Солженицын и ему подобные. Игоря Шафаревича тогда еще мало кто знал. Я его узнал только по «Русофобии». Я, кстати, у его отца в Энергетическом институте лекции слушал.

В.Б. Извини, я перебью. Не преувеличиваешь ли ты значения диссидентской интеллигенции? Все-таки, какую роль они сыграли? Конкретно свергли советскую власть и горбачевское политбюро, и тот же Верховный Совет СССР своими решениями. И позже Ельцин со своей командой, набранной, как Бурбулис, сплошь из обкомовских работников. Тотальный удар нанес прежде всего ЦК КПСС. Сколько раз мы ждали, что Горбачев будет свергнут на очередном Пленуме, и все напрасно. Единогласно голосовались все горбачевско-шеварднадзевско-яковлевские решения. Попытка Егора Лигачева со статьей Нины Андреевой, по сути, никем поддержана не была. Кто струсил, кто готовил уже себе уютные валютные места. Хоть один обком партии оказал сопротивление, поднял красное знамя, пытался защитить свой дом, как мы, русские писатели, в том же 1991 году? И этой верхушке, свалившей ради своих будущих владений советскую власть, плевать было на Солженицына и ему подобных. Что она и доказала, не подпуская Солженицына и близко к своей кормушке. К рычагам власти… Им надоело быть временщиками — решили хапнуть навсегда. Вот в чем разбираться надо нынешним красным идеологам…

В. Бушин. Володя, надо было создать атмосферу в обществе. Вот диссиденты ее и создавали. Грех Михаила Горбачева гораздо больший, чем грех Бориса Ельцина. Это он создал атмосферу вседозволенности, цинизма, этого лобзания с папой римским… Все возможно, все дозволено, почему — нет? Старушку-процентщицу убить или государство развалить? Все можно. И виноваты в этом все, создававшие антисоветскую атмосферу. И Александр Зиновьев, который целил в коммунизм, а попал в Россию, должен себя спросить, а зачем он в коммунизм целил? Зачем в Сталина готов был стрелять? Сейчас он превозносит коммунизм, а тогда-то, в семидесятые годы, он целился в коммунизм, не понимая, что Россия и коммунизм — это одно и то же. Так сплелись и переплелись, что не отделить одно от другого. И никогда не было разделения, которым мучаются многие патриоты, на советское и русское. Я всегда себя чувствовал русским человеком, и я всегда считал себя советским человеком. И сейчас считаю. В раннем детстве, еще, наверное, до школы, я первое стихотворение выучил: «Песнь о вещем Олеге». И когда я сейчас читаю у Владимира Солоухина, что у них в деревне в каждой избе был уголок Ленина с портретом трехлетнего кудрявого Ильича, что он в 4 года учил стишки о Ленине, а русской поэзии, мол, не было, мне это странно. Не было этого, особенно в деревнях. Я помню первое стихотворение, которое я прочитал на вечере в школе.

Чего советско-коммунистического в этом стишке? Просто жизнерадостные добрые стихи, и их было много в наших учебниках. Никогда не забывалось русское в нашей жизни.

В.В. Вот вы считаете, что советское и русское — это одно и то же, и еще — «Россия и коммунизм — это одно и то же». Значит, для вас Россия возможна только в советском виде? Вы должны сейчас себя чувствовать крайним пессимистом. Возможна ли для вас, Владимир Сергеевич, Россия — несоветская? Или если нет советской власти, то Россия, безусловно, обречена на гибель?

В.Бушин. Ты мне однажды, Владимир Григорьевич, уже этот упрек высказывал в печати, ставя меня и Татьяну Глушкову в один ряд с поэтом Георгием Ивановым, призывавшим к атомной бомбардировке красной Москвы: мол, или белая Россия, или никакой России… Ничего подобного. Я согласен на любую Россию, но лишь бы жизнь народа была нормальная. Чтобы это была русская земля, русской культуры, русского языка. Сейчас я публикую статью о национальной кротости великороссов. Я там протестую против всего того, что искажает нашу русскую жизнь. Я к этому очень чувствителен. Я ничего не приемлю в нынешней жизни, включая эти новые длинные конверты с западным порядком написания адреса. Это же наш русский быт, наш менталитет, кому он мешал? Почему у меня его отнимают? И чем этот западный порядок написания адреса принципиально лучше? Ванька Жуков писал: на деревню, дедушке… Мы теперь и Чехова будем исправлять? Дедушке на деревню? Это искажает мою жизнь. Или все эти новые названия? Я не приемлю Петербурга… Я не знаю такого города в моей жизни. Письма, которые ко мне приходят из Ленинграда, если там написано Петербург, я на них просто не отвечаю… И книг не посылаю с таким адресом…