Говард Зинн - США после второй мировой войны: 1945 – 1971

У негров, особенно у молодежи, родились новые настроения: покорность «системе» и апатия сменились возросшим чувством собственного достоинства и гордости своей расой».

О неспособности американской политической и экономической системы улучшить положение черных убедительнее всего могут рассказать сами ее жертвы. Типичные высказывания жителей Гарлема приводятся в книге Кеннета Кларка «Угрюмое гетто». Вот некоторые из них.

30-летний наркоман: «Видишь ли, старина, для рядового молодого парня работы здесь нет, нам, молодым, делать тут абсолютно нечего. У нас, знаешь ли, нет другого выхода, кроме того, чтобы бежать отсюда и постараться как-то прожить. Иные попадают в тюрьму «Томбс» за воровство и кражи со взломом. Их спрашивают, зачем они это делали, но как-то жить им надо. Пойди в агентство по найму — там ты работы не получишь. Тебя заставят прождать весь день, но работы не дадут. У них нет для тебя работы. И все же жить тебе надо. Вот я — я готов делать все, что согласен делать любой другой, потому что я хочу жить».

38-летний мужчина: «Кто работает со шваброй, тому нечего ждать уважения к себе со стороны банкира, адвоката, хозяина; все, что у него есть, — это швабра. Вы с ума сошли — кто это слыхивал, что между подметалой и банкиром может быть что-то общее?»

33-летний мужчина : «Белые полицейские — да они просто садисты. Есть действительно такой тип людей — садисты, но нам, мне лично, в Гарлеме они не нужны. Нам их не надо! Ничего хорошего от них не дождешься. Они только все портят. Верно ведь, что это именно они всегда начинают применять насилие. Мы иногда соберемся кучкой, на чем-нибудь играем или танцуем — это для нас отдушина. Мы не можем танцевать в помещении, клубов и других подходящих заведений у нас нет. Поэтому мы выходим на улицу, прямо на тротуар; нам, может, хочется потанцевать или кому-то из нас хочется поиграть на трубе. Тотчас же появляется полицейский: «Вы нарушаете тишину!»

Женщина : «Да, нелегко быть негритянкой. Я приехала с Юга — из Кентукки, из долины реки Огайо, а здесь, даже когда выйдешь в воскресном платье, белые плюют на тебя».

В 60-х годах гнев черных вырвался не только на улицы городов, он также нашел свое выражение в искусстве и литературе — в воинственной поэзии Лероя Джонса, в прозе Элдриджа Кливера, написавшего книгу «Душа на льду», в речах Малколма Икса, в тех новых, откровенно смелых словах, которыми делились друг с другом негры по всей стране. В 1962 г. Джеймс Болдуин в своем произведении «В следующий раз быть пожару» сказал об этом так; «Это прошлое, прошлое негра, история виселиц, костров, пыток, кастрированных мужчин; задушенных в колыбели младенцев и изнасилованных женщин; унижений и смерти; страха, не дающего покоя ни днем ни ночью, страха, пронизывающего все тело до мозга костей; сомнений, достоин ли он того, чтобы жить на свете, если все вокруг твердят: нет, не достоин; скорби о своих женщинах, о своих родных, о своих детях, которым так нужна была его защита и которых он не мог защитить; гнева, ненависти и убийств; ненависти к белым, столь глубокой, что она зачастую оборачивалась против него самого и всего, что он имел; ненависти, делавшей его не способным ни на какую любовь, доверие или радость, — в этом прошлом, в этой бесконечной борьбе негра за становление, раскрытие и утверждение своего человеческого лица, своего «Я», несмотря на весь ужас, есть все же нечто прекрасное. Я чужд сентиментальности, говоря о страданиях — немного сказал о них, и довольно, — однако народ, не испытывающий страданий, никогда не сможет возвыситься, вырасти в собственных глазах и познать свою настоящую цену. Тот, кому изо дня в день приходится спасать свое человеческое лицо, свое «Я» из полыхающего огня людской жестокости, готовой вот-вот испепелить его, узнает, если переживет свое усилие и если не переживет, о самом себе и о человеческой жизни кое-что такое, чему его не смогла бы научить ни одна школа на свете и, уж конечно, ни одна церковь. Он сам для себя становится авторитетом, и этот авторитет непоколебим».

Сначала 70-х годов стало ясно, что действующего кредо либерализма, как и его риторики, недостаточно, чтобы развязать сложный узел отношений между черной и белой расами в Соединенных Штатах. Это действующее кредо делает упор на такого рода «прогресс», как несколько новых, но чисто формальных законов, как некоторые символические преподношения и назначения, как допуск черных к ритуальной процедуре выборов. Оно обходит стороной коренной вопрос — бедность негритянского населения, не видит напластований расизма в психологии американского народа, игнорирует непроходимую пропасть, лишающую черное население доступа к политической власти. Защита либеральной системой этого «прогресса» ведется хитро и искусно. Конечно, с течением времени негры преодолевали одну преграду за другой, и постепенно отменялись и рабство, и узаконенная сегрегация, и всевозможные ограничения избирательных прав.

И все же главная цель — достижение подлинного равноправия, завоевание негром звания человека — остается и поныне столь далекой, что ее еле видно. К 1970 г. американские негры только начали это понимать и вместе с тем усваивать один важный урок: фальшива сама идея либералов-реформистов, будто явится «кто-то», помимо черных, какой-нибудь белый реформатор, и решит все проблемы американских негров. Теперь негры, особенно молодежь, уже приходят к ясному пониманию самого важного принципа настоящей борьбы за демократию, а именно к сознанию того, что угнетенный народ, вступая на долгий путь, ведущий к его освобождению, может рассчитывать прежде всего лишь на собственные силы.

Теперь, когда мы проанализировали различные аспекты либерального кредо и показали, что даже «благороднейшие» из своих войн США на самом деле вели из самых низменных побуждений, что претензии на «глобальную ответственность» США предъявляли просто из алчности, что американская парламентская демократия держится на долларе и что достигнутый якобы «прогресс» в расовых отношениях означает не что иное, как попытку белых расистов установить свой диктат над черным народом, не следует ли нам думать, что есть один, последний оплот американского либерализма — конституционные права, — который остается незыблемым? В самом деле, свобода слова, свобода печати, свобода собраний, законность — все это выдается за уникальные достоинства американского общества, говорящие о его превосходстве над всеми другими системами. Однако в этой главе мы как раз и хотим доказать, что и этот последний оплот американского либерализма, подобно другим элементам либерального кредо, внушителен только в теории, а на самом деле очень ненадежен.