Боб Блэк - Анархизм и другие препятствия для анархии

Что не так с этим скоплением текстов, так это то, что они и были только текстами. Ни о художественном происхождении СИ, ни об эстетической деятельности его в ранний период никто не знал. Деборовцы сознательно скрывали собственные художественные корни, чтобы лучше представить себя политтеоретиками, — и потому ситуационизм именно как политика начиная с середины 70-х привлек небольшое, но постоянно растущее число американцев и англичан. Немцы из Второго СИ, не пожелавшие скрывать свои художественные устремления, в англоязычном мире услышаны не были — хотя их скандалы на фоне деборовских смотрятся лучше. Констант вместе с несколькими анархистами основал в Амстердаме движение Провос (1965–1967), тем самым доказав, что ситуационисты могут разжечь огонь в брюхе контркультуры. Немцев из «Spur» судили за порнографию. Один из них, ДитерКунцельман, организовал в Берлине Коммуну I, с которой началось движение хиппи в обеих частях Германии и где сформировались несколько террористов «Движения 2 июня». Голландская «SituationistTimes» Жаклин де Йонг — с меньшим количеством текстов, чем в журнале СИ, и с большим количеством графики — предвосхищала стиль фэнзинов конца 70-х и 80-х.

В Англии же те, кого исключили из СИ, создали Кинг моб, нацеленную на студентов художественных школ. Один из ветеранов, Джейми Рид, создал оформление для антологии СИ Кристофера Грея, но Рид оказал куда большее влияние на эстетику панка, поскольку был связан с «Секс пистолз». Грея ругали за небрежные переводы и поверхностные комментарии, но в главном его антология лучше наббовской: в ней достаточно комиксов и рисунков, воссоздающих исходный внешний вид журнала СИ. Потому что даже после деборовской консолидации произведения ситуационистов отражали эстетику и интегрированный формат, практиковавшийся художниками КОБРА и МДИБ. Большинство английских изданий ситуационистских текстов и текстов, близких к ним, открыто склонялось к подавлению искусства, не к его реализации — тем самым приуменьшая изначальный холизм и, возможно, укрепляя расхожее мнение о сухости ситуационистских теорий.

Несколько позже Рид предоставил свой коллажный стиль — смесь газетных текстов и вырезок — враспоряжение МалькольмаМакларена, другого ветерана Кинг моб. Маклареновский менеджмент группы «Секс пистолз» — что уж говорить о ее сотворении — подозрительно похож на циничный эксперимент по ситуационистскому социальному манипулированию. Некоторые рисунки, украшавшие альбомы «Секс пистолз» (и жадно разыскиваемые сегодняшними коллекционерами), Рид до того печатал в журналах про-ситу.

Панковское тотальное отрицание прошло через ситуационистскую призму (хотя в то время немногие это понимали). К счастью, программные тонкости вроде коммунизма рабочих советов по пути отпали. К концу 70-х взрыв панка в Англии включал в себя и взрыв фэнзинов. Выпускать фэнзин было даже проще, и это допускало еще больше участия, чем сочинение панковской музыки — дело не особенно сложное. Немалая часть тысяч фэнзинов, вышедших за последние пятнадцать лет, выглядит как грязная копия журналов СИ, а в некоторых из них ситуационистские идеи обсуждались задолго до того, как про них услышал ГрейлМаркус. Просмотрев каждую страницу каждого выпуска журнала СИ (бостонский ИСИ их аккуратно подшил), я могу утверждать, что лучшие из коллажей СИ заметно хуже произведений таких маргинальных авторов, как Джеймс Конлайн, Эд Лоренс, Джо Швинд, Фредди Бэр и Миккель Жан. Почему под стеклом рядом с почтенными останками не представлен ни один североамериканский фэнзин, плакат, открытка, таблоид — притом что демонстрируется бесцветное постмодернистское искусство граждан вроде НАТО и «Искусство amp;Язык», где нет или почти нет ситуационистских мотивов?

Скорее всего, потому, что маргинальное искусство — не останки (пока). В искусстве этого типа копия является оригиналом. Поэтому для музеологов, чья унылая наука основана, как экономика, на нехватке, потенциально бесконечное размножение оригиналов перевешивает нынешние маленькие тиражи. Пино-Галлицио все-таки был прав; просто материальные условия для массового производства и распределения искусства тогда еще не созрели. Преодоление искусства — так же, как преодоление работы — достигается не унитарным урбанизмом и не рабочими советами, но повсеместным введением дара — этого универсального растворителя всех отчуждении. Здесь практика СИ в кои-то веки опередила его теорию. Глянцевые журналы СИ стоили недорого; в мае-июне 1968 года ситуационисты (причем оба Интернационала) произвели, как бесплатный подарок пролетариату, сотни тысяч плакатов и брошюр.

Ситуационисты — особенно дебористы — были хронически больны импутационизмом, приписыванием различным явлениям не присущего им содержания, иными словами, красивыми мечтаниями под маской критической теории. СИ постоянно обнаруживал подсознательный ситуационизм в деяниях бунтовщиков района Уоттс, шведских хулиганов, сепаратистов Катанги, даже студентов Беркли. Не надо быть ситуационистом, чтобы знать, что внешность обманчива (хотя для ситуациониста это проще). Спектакль безупречно бесстрастен только на первый взгляд. Соблазн элитизма, как и соблазн оптимизма, неотразим: искать в чужих гнездах собственные любимые яйца — это снобизм. А что, если кто-то отлично знает, что он делает, и это, извините, спасибо, не есть ситуационизм? Ситуационисты сами стали играть спектакль, что их и погубило. В конце концов, они приняли желаемое за действительное. Психиатры называют это навязчивыми идеями.

Но с другой стороны: а что, если, как утверждает АртКлепс, навязчивые идеи — это самое оно? В своей недавно вышедшей книге Дебор хвастливо говорит, что история его оправдала. Возможно, спектакль, квинтэссенция видимости, сейчас заметнее, чем когда бы то ни было. (В универмаге для каждого найдется своя полка.) В воздухе носится что-то ситуационистское, из-за чего теория сейчас понятна как никогда, хотя также понятно, какие из ее частей устарели. Когда антиситуационисты вроде Майка Гундерлоя и Фреда Вудворта хвастаются, что не могут понять ситуационизм, их читатель чаще всего приходит к выводу, что он умнее этих самодовольных незнаек. Для ошеломленного зрителя последнего из недавних сериалов — войны в Ираке — сам спектакль значит куда больше, чем все старые анархистские штампы. И тем самым проясняет то, что проясняет его.

С 1972 года ситуационизм, не принадлежащий ни одной организации, доступен для разных применений, в том числе сомнительных. Панки тащили из него сублиминальные лозунги для своих пластинок. Музеологи его курировали. Академические марксисты из «Телос» разъясняли его, как и философию Франкфуртской школы — столь же безвредную, как они сами. Шлюхипро-ситу вроде Тома Ворда торговали своим с ним знакомством. Ветераны СИ ностальгически вспоминали его — но только те, кто был исключен. Анархисты либо очерняли его, либо заимствовали его идеи. Пижоны поздравляли друг друга с тем, что про него слышали. Возможно, где-то далеко рабочие приняли его на вооружение — но это не более чем гипотеза. Контора закрыта, все разошлись — но разошлись по всей территории. Ситуационизм мертв. Да здравствует ситуационизм!