Борис Савинков - Борьба с большевиками

Когда рано утром, убедившись, что бой проигран бесповоротно, мы вышли из штаба, было совсем светло. Куда идти? Пулеметы трещали без перерыва, и над головой свистели пули. Жители, чувствуя, что победа, останется за большевиками, в страхе отказывались нас принимать. Мы остались посреди города, не зная, где нам укрыться. Тогда мы решили пройти пешком в указанную нам деревню, где жил рекомендованный рыбинской организацией купец. Дикгоф-Деренталь, Флегонт Клепиков и я двинулись в путь. Едва мы вышли из города, как снова попали под большевистский огонь. Едва мы вышли из сферы огня, Как наткнулись на большевистский патруль. Но мы были одеты рабочими. Патруль не обратил на нас никакого внимания. Так мы прошли верст 20, пока не отыскали, наконец, нужную нам деревню.

Но и здесь мы встретили затруднения. Сын указанного нам организацией купца был ранен в бою у артиллерийских складов. Раненный, истекая кровью, он нашел в себе силы добраться домой. Он лежал теперь в ожидании, что по его следам вот-вот придут большевики, чтобы его арестовать. Несмотря на это, он предложил нам гостеприимство. Выбирать было не из чего. Мы поблагодарили его и остались. Мы не вошли в дом, а расположились в саду.

Бой в Рыбинске был бесповоротно проигран, но Ярославль продолжал держаться. Я послал офицера к полковнику Перхурову, чтобы сообщить ему о рыбинской неудаче. Офицер до полковника Перхурова не доехал: он был арестован большевиками. Для меня было ясно, что без артиллерии Ярославль долго обороняться не может. Но я тоже надеялся на помощь союзников — на архангельский англо-французский десант. Поэтому было решено, что оставшиеся силы рыбинской организации будут направлены на партизанскую борьбу с целью облегчить положение полковника Перхурова в Ярославле. В ближайшие после 8 июля дни нами был взорван пароход с большевистскими войсками на Волге, был взорван поезд со снарядами, направлявшийся в Ярославль, и был испорчен в нескольких местах железнодорожный путь Ярославль-Бологое. Эти меры затруднили перевозку большевистских частей со стороны Петрограда, но мы не смогли воспрепятствовать перевозке из Москвы. Троцкий же, понимая всю важность происходящих событий, напрягал все усилия, чтобы с помощью Московского гарнизона овладеть Ярославлем. Он овладел им только тогда, когда город был совершенно разрушен артиллерийским огнем.

Одновременно, 8-го июля, наша муромская организация произвела восстание в Муроме и взяла большевистскую ставку. Исполнив эту демонстративную задачу, муромский отряд, под начальством доктора Григорьева и подполковника Сахарова, с боем ушел из города и походным порядком дошел до Казани, которая в начале августа была взята чехословаками.

Так окончилось восстание в Рыбинске, Ярославле и Муроме, организованное «Союзом защиты Родины и свободы». Его нельзя назвать удачным, но оно не было бесполезным. Впервые, не на Дону и не на Кубани, а в самой России, почти в окрестностях Москвы, русские люди, без помощи кого бы то ни было, восстали против большевиков и тем доказали, что не все русские мирятся с национальным позором Брест-Литовского мира и что не все русские склоняются перед террором большевиков. Честь была спасена. Слава тем, которые пали в бою.

Под Рыбинском невозможно было оставаться долгое, время. Ежеминутно могли явиться большевики и арестовать нас всех. Мы купили телегу и лошадь и двинулись в дорогу. Куда? Мы не могли бы точно сказать… По направлению к Москве. Я хотел знать, что предполагает «Национальный центр», и думал 5что нам надо пробираться в Казань на соединение с нашей казанской организацией. Я послал Дикгофа-Деренталя в Москву с докладом «Национальному центру», а Флегонта Клепикова в Казань предупредить о моем приезде. Несколько дней до возвращения Дикгофа-Деренталя я решил переждать в деревне. Меня приютил у себя, в Новгородской губернии, г. Н.

Я не знал, что Казань уже взята чехословаками, и решил ехать на Волгу, надеясь, что казанская организация будет счастливее, чем рыбинская, и что мы своими силами возьмем город. В течение всего мая и июня штаб «Союза защиты Родины и свободы» постепенно эвакуировал часть своих членов из Москвы в Казань. По моим расчетам на: Волге уже должны были быть сосредоточены достаточные силы для восстания против большевиков. Я не мог примириться с рыбинской неудачей и с ярославским полууспехом. В моих глазах борьба не была закончена, а была только начата.

Я с Дикгофом-Деренталем проехал из Новгородской губернии в Петроград. Петроград уже тогда, т. е. в конце июля 1918 года, казался умирающим городом. Пустые улицы, грязь, закрытые магазины, вооруженные ручными гранатами матросы и в особенности многочисленные немецкие офицеры, с видом победителей гулявшие по Невскому проспекту, свидетельствовали о том, что в городе царят «Советы» и Апфельбаум-Зиновьев. В петроградском отделении «Союза защиты Родины и свободы» мне приготовили фальшивый большевистский паспорт. В этом паспорте было сказано, что я, «товарищ такой-то», делегат Комиссариата народного просвещения, еду в Вятскую губернию по делам «колоний пролетарских детей». Я, переоделся большевиком: рубаха, пояс, высокие сапоги, фуражка со снятой кокардой. В таком виде я и H. H. выехали в Нижний Новгород. Газеты уже были полны сообщениями о расстрелах в Ярославле и Рыбинске.

В Нижнем Новгороде нас на вокзале остановили и потребовали разрешения на въезд. Разрешения мы не имели, но я вынул свой магический паспорт за фальшивой подписью самого Луначарского, и «товарищи» беспрекословно пропустили нас на пароходную пристань. Пароход отходил утром и должен был идти до Казани. Но на пристани я узнал, что Казань уже взята чехословаками и что бои идут выше Казани, в районе Свияжска. И действительно, на другой день, к вечеру, пароход остановился в Васильсурске и не пошел дальше. Все пассажиры вышли на берег. Вышли и мы. От Васильсурска до Казани около 400 верст и нет железной дороги.

На пароходе к нам присоединились два офицера, тоже члены «Союза защиты Родины и свободы». Мы наняли лошадей и отправились на юго-восток, по направлению к Казани, в город Ядрин.

В Ядрин мы приехали ночью и сейчас же были арестованы красноармейцами.

— Кто едет?

— Свои.

— Буржуи?

— Нет, «товарищи».

— В участок.

В участке я застал человек 20 красноармейцев и снова вынул свой магический паспорт. Они хотели его прочесть, но ни один из них не знал грамоты. Послали за каким-то молодым человеком, в штатском. Он начал громко читать: «По постановлению Совета рабочих и солдатских депутатов Северной коммуны товарищ такой-то…»

— Так вы не буржуй?

— Я же вам сказал, что я «товарищ».