Эксперт Эксперт - Эксперт № 29 (2013)

Осенняя коллекция макияжа Chanel называется Superstition, то есть «Суеверие», и посвящена всяческим приметам, среди которых Коко Шанель провела всю свою жизнь и которые всем известны, вроде знаменитой цифры 5, ее счастливого числа. Что касается цветов, то они тут самые разнообразные — от золотисто-бежевого, который Шанель так любила, и цвета хаки до розового и бордового. В этой коллекции, кроме всего прочего, появился новый продукт — кремовые румяна Le Blush Crème de Chanel — и сразу в шести оттенках. Ну и, как всегда у Chanel, изумительные цвета лаков: например, Mysterious, хаки с антрацитовым оттенком, точно станет осенним хитом и разлетится с прилавков сразу. Коллекция Superstition в продаже с 15 августа.

Знаменитый краудфандинговый сайт Kickstarter продолжает оставаться главным источником прогрессивных и оригинальных гаджетов. Вот недавно там появился проект ручки Lernstift — эта электронная штука должна научить детей писать не только без орфографических ошибок, но и красивым почерком, а это уже практически совсем забытое умение.

Внутри помещен мини-компьютер, который работает под Linux, оптический датчик движения и вибрационный механизм, который сработает при обнаружении ошибки, модуль оперативной памяти объемом 128 МБ и Wi-Fi, чтобы передавать текст на экран смартфонов и планшетов. Если слово написано с ошибкой — вибрация, если устройство не может распознать почерк владельца — тоже вибрация. Так ручка выполняет орфографический и каллиграфический контроль.

Если авторам проекта немецким программистам Фалку Волски и копирайтеру Даниэлю Кесмахеру удастся до 9 августа собрать 120 тыс. фунтов стерлингов, ручка будет запущена в серию, производственную базу они уже нашли. На Kickstarter каждый может оформить предварительный заказ, заплатив примерно 150 долларов, то есть столько ручка Lernstift и будет стоить. Сначала она будет поддерживать английский и немецкий языки, но потом и многие другие, в том числе, кстати, русский.

Максим Соколов

Максим Соколов

Приговор Ленинского суда г. Кирова, присудившего киберактивисту А. А. Навальному пять лет лишения свободы, породил предсказуемую критику, заключавшуюся в том, что: а) суд не сумел убедительно доказать, что использованная А. А. Навальным коммерческая схема (фирма-прокладка) была противозаконной; б) даже если была, есть множество примеров тому, как много более сомнительные негоции на много более крупную сумму карались гораздо мягче или вовсе не карались в том случае, если негоциант отличался большей лояльностью действующей власти. Что есть неприкрытое проявление формулы «Друзьям — все, врагам — закон». Причем закон в его максимально суровом толковании.

Об этом много написано, будет написано еще больше, и данная претензия неопровержима. Действия власти в деле А. А. Навального и правда были далеки от бесстрастия и беспристрастия, и это ее не красит. Зададимся, однако, вопросом, было ли такое поведение власти совершенно неожиданным. Если было, то свои грехи власть умножила еще и коварством — вдруг взяла и использовала против своего оппонента имеющиеся у него в шкафу скелеты, хотя об этом договора не было. Если же отношения власти с оппозиционером вообще не были предметом конвенционального регулирования и строились по принципу a la guerre comme a la guerre — судя по тому, что оппозиционер открытым текстом обещал посадить в тюрьму В. В. Путина и его присных, дело обстояло именно так, ибо неуважительно же было бы допустить, что тут мы просто имели дело с «собака лает, ветер носит», — тогда смело вступать в бой, имея такие незащищенные шкафы, есть полное безрассудство.

Это не значит, что должно вообще отказаться от политической борьбы, потому что власть может и огрызаться, и при этом весьма болезненно. Вопрос в другом: нельзя ли претендовать на политическое лидерство, вообще не имея в бэкграунде фирм-однодневок, надежных схем и негоций на грани (или за гранью, тут мнения всегда расходятся) фола. Ведь проблема не только в том, что власть коварна и жестока, но и в том, что ее оппоненты замечательно облегчают ей задачу, представляя в распоряжение режима не просто не идеальную (все грешны, один Христос безгрешен), но нарочито не идеальную с точки зрения народных представлений биографию. Эффективное гешефтмахерство не ценимо в широкой публике, и это непреложный факт.

Причем факт далеко не только российской жизни. Домогательство злата и домогательство власти на личностном уровне разнесено практически везде. Правила игры таковы, что политики, и уж тем более общественные активисты, и уж трегубо — разгребатели грязи не должны источать из всех своих пор то, что источает новорожденный капитал. И даже если обстоятельства сложились так прискорбно, что действующий политический корпус источает — и весьма, желающие прийти ему на смену и установить более совершенные правила должны сами этим правилам более или менее соответствовать.

Можно всем этим пренебрегать и указывать на вопиющее несовершенство нынешней власти — примерно как А. М. Горький вдохновенно взывал к социально-близким каналоармейцам, извиняя их деяния: «Да любой капиталист (resp.: жулик и вор из “Единой России”) в тысячу раз больше ворует!» Другой вопрос, чем кончится попытка со средствами такой годности.

Ведь среди претендентов на лидерство не просто встречаются — наряду с прочими — также и люди, запутавшиеся в надежных схемах. Среди претендентов на лидерство встречаются только они. М. Б. Ходорковский с АО «Апатиты» и скважинной жидкостью, А. А. Навальный с букетом фирм-однодневок, ярославский мэр Е. Р. Урлашов, лечивший зубы на Лазурном Берегу и прямо оттуда собиравший дань с купцов etc. — a других-то и нет.

И когда М. Б. Ходорковский возводит нынешний эффективный облик оппозиции к давней советской традиции: «Для России нет ничего необычного в осуждении политических оппонентов власти по уголовным статьям — и во времена сталинского террора, и в хрущевско-брежневские годы наша судебно-правоохранительная система исправно выставляла оппонентов режима обычными уголовниками, позволяя руководителям страны лицемерно заявлять про отсутствие политзаключенных» — это просто неправда.

Да, Солженицын справедливо замечает, что «58-я статья не составила в кодексе главы о политических преступлениях, и нигде не написано, что она “политическая”… Так УК открывается с того, что отказывается признать кого-либо на своей территории преступником политическим — а только уголовным». Но формальный отказ юристов — не более чем формальный, а все — и те, кто садился, и те, кто был на воле, и те, кто сажал, — прекрасно понимали и не скрывали, что хозяйственные преступления — это одно, а 58-я — это совсем, совсем другое. И по составу, и по санкциям, и по контингенту.