Александр Силаев - Глянцевая азбука

Спасибо, что вы выбрали сайт ThankYou.ru для загрузки лицензионного контента. Спасибо, что вы используете наш способ поддержки людей, которые вас вдохновляют. Не забывайте: чем чаще вы нажимаете кнопку «Благодарю», тем больше прекрасных произведений появляется на свет!

Как говаривал один персонаж, «от людей надо отличаться». Вот есть такое дело, которое миллион человек сделает одинаково. Яму выроет, например. Сложно говорить об «авторском подходе» в копании ямы. Если нам нужна яма, неважно кого нанять. А вот если нам нужна книжка Борхеса, вряд ли ее заменит книжка Маркеса, и потребность в фильме «Звездные войны» вряд ли можно удовлетворить посредством Тарковского, равно как и наоборот.

«От людей надо отличаться» — за эту манию в более-менее сытых странах люди массово платят деньгами. Меняют зарплату в пять тысяч евро на зарплату в три, например. Лишь бы делать что-то такое, что делаешь только ты один и ты сам.

А что остается землекопу? Где и кому он уникален? Папе с мамой он уникален. Жене. Детям. Авторский подход к жизни может быть реализован даже и бомжем. Главное, чтобы было отличие. Если бичу Игнатию чинно выпить с бичом Иваном совсем не то же самое, что развязно выпить с бичом Эдиком, и это различие ему важно.

Когда-то это было круто и правильно. Например, у наших предков в палеолите (ранний каменный век) была такая поведенческая норма: любого незнакомого человека полагалось убить. На всякий случай. У него ведь тоже такая норма… В неолите (новый каменный век) нравы смягчились, и незнакомца полагалось взять в рабство — перед этим вломить, но не калечить. Рабовладение стало торжеством гуманизма. Ну и в какой-то момент нравы смягчились до полной странности, и незнакомцам стали говорить «здравствуйте» и «извините».

Прямой агрессией в современном мире обычно мается лузер. Изымание у прохожих телефонов как промысел предельно невыгодно по соотношению «риск — доходность», срач в комментах еще никому не сделал карьеры, а улыбаться выгоднее, чем наоборот.

Правила обычно нарушает тот, кто по правилам заведомо проиграл. И если с обывателем в переулке поступили как в неолите, он может себя утешить. Скорее всего, так поступило существо, еще более несчастное и нелепое, чем он сам. Выиграв битву, хам обычно проигрывает войну. А так, как в палеолите, с большинством из нас уже не поступят.

А если слову агрессия поискать хороший смысл… «Эх, всех порву». Ну да, это хорошо. Только это метафора. Чемпион обычно рвет всех, но все-таки скорее образно, чем на реальное кровавое мясо.

Исчезающий универсал-многоборец. Наше общество стоит на разделении труда, а также умений и талантов. Если сечешь в квантовой физике, вряд ли у тебя хороший хук правой, а если сразу на взгляд отличишь английский костюм от итальянского, вряд ли так же различишь страницу Канта и Конта.

Вот отсюда очень хорошо понять, что такое аристократ. Люди, даже выйдя из однозначности юности, все равно делятся по известным типам: нефоры, цивилы, ботаны, гопники. А вот вообразим себе парня, который дерется лучше самого лютого гопника на районе, и читал больше самого ученого ботаника факультета. Он же моднее самого гламурного цивила клуба, и может выжить у черта в заднице успешнее любого панка. Может служить в спецназе, а может писать стихи, а можно и просто по бабам, пока не началось.

Сейчас таких не делают. Или почти не делают. Мы чего-то одно хорошо умеем, редко два. Богатыри не мы. Остается лишь медитировать на факт, что такие ребята были.

По большому счету, такое ругательство. «Местные» в самом худшем смысле этого слова. Можно сказать «туземцы» и «быдланы», а можно обозвать их более академичным словцом. Главный редактор издательства « Ad Marginem» Александр Иванов как-то сказал: «русская культура сейчас автохтонна, будь то группа „Ленинград“ или фильм „9 рота“, ее актуальность резко кончается западнее Минска». Эдакая самодостаточная беседа местного населения с самим собой про какие-то свои вещи. С уверенностью, что нам выпало народиться в самом пупе мироздания, а если мироздание про это не знает, то оно само виновато.

В бессмертной поэме «Москва — Петушки» Венедикта Ерофеева один персонаж задается вопросом: «По какую строну Пиренеев больше уважают русского человека?». Честное вопрошание его могущества автохтона на десятой рюмашке. Правильный ответ звучит кирпичом по сердцу: по обе стороны Пиренеев не подозревают о существовании русского человека. Потому что мы сейчас скучные.

А было ли по-другому? Ага. Достоевский и Чехов есть на прилавке любого уважающего себя книжного магазина Запада. Сам видел: лежат рядышком с французской философией. В конце 19 века лучшим нашим было что сказать миру. Дай бог, еще скажем, побудем, так сказать, исторической нацией…

Дословно переводится с греческого как свое-законие. Когда человечек себе законодатель и учредитель, и звучит гордо. В управлении ведь нуждается только то, что не может управиться с собой само. Потому что маленькое и глупенькое.

Вот подросток кричит, чтобы тираны-родители дали ему свободу. А свободу же не дают. Взрослый не тот, кому разрешили гулять до утра, а тот, кому удивительна сама мысль, что за разрешением куда-то ходят.

Обычно ведь оно как? Политические права отбираются в обмен на экономические дотации. «Пока ешь из моего холодильника в моем доме, Свету сюда не води». Резонная постановка вопроса. Пока не обрел суверенитет от холодильника, что ты понимаешь в мире, и в Свете? По данному поводу можно разбить тарелку. Можно порезать свою вену. Можно даже чужую. Но проще взять и однажды решить вопрос с холодильником и жильем.

Тоже самое происходит на уровне государств, народов. Независимость не за битые тарелки дается. А просто-напросто случается с теми, кто может своим умом.

Почему-то считается, что фишка тут в слабоволии, с коим иные люди ищут себе этилового кайфа взамен иных радостей земных, а также долга и пользы. Дело, конечно, в спирте, но уже не очень-то в кайфе. С кайфом это у бытовых пьяниц. Подлинный Алкоголик кристально честен, когда говорит, что не пьет, а лечится. Проще говоря, это бедняга, который всегда немного с похмелья. Так получилось. Даже если вчера ничего не пил. И теперь до конца жизни человек похмеляется. Человек среднего здоровья может выпить только первые несколько сот бутылок в своей жизни, а все остальное море — опохмел.