Сергей Лукьяненко - Статьи для интернет-газеты «Взгляд»

Бесспорно, хочется всего и сразу. Стать законодателями мод в производстве электроники, биотехнологиях и энергетике. Но давайте будем реалистами — что может выставить на мировой рынок российская наука? Что еще до конца не разрушено, не раздарено, не украдено? Где есть задел для рывка?

На самом деле направлений всего три.

Космические технологии — прежде всего надежные носители и орбитальные платформы (на Тайване ли соберут начинку для наших спутников связи или в Зеленограде — не столь принципиально). Что очень важно — развитие космических технологий подстегнет реальное производство, машиностроение, восстановит систему подготовки рабочих кадров — то, что сейчас жизненно важно для государства.

Биотехнологии — как ни странно, у нас по-прежнему есть перспективы быть в лидерах этого рынка. Если собрать «кулак» из ученых, дать им оборудование, финансирование и рынок сбыта, биотехнологии помогут нашему сельскому хозяйству (а продовольственная безопасность не менее важна, чем количество атомных бомб в закромах родины) и фармацевтике (огромный и сверхприбыльный рынок, на котором ныне из «нашего» — зеленка, валерьянка и сомнительной ценности противогриппозные препараты).

Ядерная энергетика — здесь опять же сохранились кадры, заводы, разработки, а энергия — самая надежная и универсальная валюта, которая останется твердой валютой всегда. Электричество нужно и для отопления городов, и для добычи полезных ископаемых, и для торговли — нефть и газ конечны, добывать их все труднее, а вот запаса ядерного топлива с одних лишь снятых с дежурства ракет нам хватит на десятки и сотни лет. В конце концов, энергия — это и прекрасное оружие в политических и экономических спорах, никто не станет ссориться с государством, в котором вдруг может случиться авария на ЛЭП — и пол-Европы останется без света. (Будучи частным лицом, я могу позволить себе называть вещи своими именами).

Все остальное — по большому счету довесок к большой тройке: и компьютерные технологии (программный бизнес в России развивается и сам по себе, замахиваться на создание новых передовых микросхем ныне, увы, прожектерство), и информационные технологии (термин слишком расплывчат, чтобы ожидать от него серьезных результатов).

Итак, решение о строительстве Наукограда принято. Обозначены именно те направления, что я перечислил выше. Казалось бы, надо ликовать и бросать в воздух если не чепчики, то хотя бы академические шапочки. Но почему-то народного ликования не слышно — вот с этим и давайте попробуем разобраться.

Что не так? Что вызывает вопросы и сомнения?

Первое — слишком частое упоминание имени Чубайса применительно к Наукограду. Я не собираюсь спорить, хороший или плохой менеджер Чубайс. Бесполезно рассуждать, спас он отечественную энергетику или погубил окончательно — на любой негативный пример можно ответить: «Иначе было бы еще хуже». Но один факт бесспорен: Чубайс является одной из самых одиозных фигур для подавляющего большинства граждан России. Он не просто непопулярен — он катастрофически антипопулярен. Его назначение в Роснано (а ведь и без того нанотехнологии были восприняты основной массой граждан как ловкий ход для разбазаривания государственных денег) сразу убедило всех и вся, что ждать чудес от нанотехнологий не стоит. Опять же — быть может, это неправда. Быть может, в лабораториях Чубайса ловкие наноботы уже шьют новые мундиры российской армии. Но нет в России лучшего способа дискредитировать любое государственное начинание, чем связать его с именем Чубайса.

Второе — выбор места, где будет построен Наукоград. Да, Сколково — хорошее место. Да, там есть кое-какая инфраструктура: Центр космической связи, престижная Школа управления. Да, от Кремля недалеко — можно инспектировать Наукоград и возить туда делегации, да и завлечь иностранных ученых (что является прямо декларируемой целью, но к этому мы еще вернемся) легче в Подмосковье, чем в Сибирь. Но — опять же есть системная ошибка психологического плана. Россия — она большая. Очень большая. Очень неравномерно развитая. Помимо более-менее европеизированной и благополучной Москвы, существуют бескрайние просторы Сибири, где до сих пор трудится огромное количество ученых и рабочих (причем большинство из них очень хочет трудиться, да вот только с работой плохо и финансирования не хватает). Существует все более крепнущая нелюбовь окраин к «сытой Москве». В этой ситуации создавать рядом с Москвой престижный и дорогостоящий Наукоград — это значит вызывать сильное раздражение всей провинции. Причем для изрядной части сибирских ученых это раздражение может стать той последней каплей, после которой они пополнят ряды сотрудников Кремниевой долины или, к примеру, ее европейских или китайских аналогов.

Третья опасность — коррупционная емкость проекта. Как ни печально, но коррупция в России мало того что процветает, она еще и концентрируется в Москве и около нее. Есть серьезный риск того, что потери: прямые — в виде «откатов» и завышения цен и косвенные — в виде принятия на работу «своих людей» вроде академика Петрика и списания огромных средств под заведомо невыполнимые проекты — будут куда выше, чем они оказались бы в Новосибирске или Томске. Не потому, что люди в Сибири более честные (хотя это тоже правда), а хотя бы потому, что там не привыкли к московским масштабам коррупции.

Ну и последний тревожный фактор: прямо заявлено, что в Наукоград будут привлекаться в большом количестве зарубежные ученые. Мне кажется, что это очень большая ошибка. Нет, я не против международной кооперации. И если немецкий или японский ученый, трудясь в России, принесет ей пользу — я двумя руками «за». Вот только не надо иллюзий, никто в мире не хочет, чтобы Россия развилась и стала высокотехнологическим государством. История с не сложившейся покупкой несчастного «Опеля» достаточно показательна — нам и в новых-то автомобильных технологиях отказывают, что уж говорить о ядерной энергетике или биотехнологиях! Все, на что мы реально можем рассчитывать, привлекая иностранные мозги, — на покупку ученых «второго сорта», погнавшихся за шальными русскими деньгами. Ученых «первого сорта» нам, во-первых, не перекупить, а во-вторых, как ни странно, большая часть их вовсе не считают зазорным быть патриотами своей американской, французской или английской родины. И при равном выборе между благоустроенным европейским научным центром и строящимся русском Наукоградом шансов привлечь настоящие умы у нас нет. Ставку, конечно же, надо делать на наших ученых — для тех, кто по тем или иным причинам до сих пор трудится в России.