Евгений Додолев - Неистовый Лимонов. Большой поход на Кремль

— А я как раз этому не удивлен. Логика проста: хитрец, живет в Париже, а нас уговаривает не ехать.

— Я никого не уговариваю, боже упаси. Я зло и насмешливо говорю: попробуйте выехать туда, кому вы там нужны?

— У вас двойное гражданство: вы ситуаен франсэ, но вот уже больше года, как вам вернули советский паспорт. Сегодня Союза нет. Присягнете России?

— Безусловно. Кому же еще?

— Но ведь вы наполовину украинец…

— Я человек русской культуры и патриот Великой России, коей Украина — неотъемлемая часть.

— Ваши родители живут в Харькове. Вы их навещаете?

— В прошлый приезд был. На этот раз пока нет.

— А они к вам в Париж ездили?

— Родители уже старые люди, отказываются. Живется моим старикам несладко, у отца капитанская пенсия, представляете? Раньше я переводил им гонорары за статьи, публиковавшиеся в Союзе, однако теперь на суверенную Украину и переводы не принимают.

— Ваша последняя книга, написанная по впечатлениям от поездки в Союз в 89-м году, называется «Иностранец в родном городе». Вы действительно чувствуете себя здесь чужим?

— Я здесь не чужой. Мне предложили место политического обозревателя в «Советской России». Я хочу большего — участвовать в политическом процессе, заниматься политикой.

— Но для этого придется покинуть Францию.

— Я не вижу тут проблемы, мне не впервой менять место жительства.

— К слову, почему вас так долго не пускали в Союз? Кажется, вам помог приехать Юлиан Семенов и он же первым опубликовал вас здесь?

— Почему не пускали, спрашивать надо не у меня. Что касается Юлиана Семенова, то мы познакомились на приеме у парижского американца — общего знакомого и разговорились. Семенов предложил: «Давай я тебя напечатаю». Он же меня пригласил в Союз. Он это пообещал и сделал. Впоследствии наши отношения испортились, он за что-то обиделся на меня. Юлиан Семенов — первый советский капиталист в книжном бизнесе, сумел организовать доходные предприятия. Разумеется, он из бывших. Я — исключение, у меня нет бывшей биографии, я не был ни членом КПСС, ни даже ВЛКСМ. У меня в анкетах прочерки — не был, не состоял, не участвовал. А Семенов был, состоял, участвовал. Но что это, собственно, меняет? Ельцин ведь тоже был и состоял, однако это никого не смущает. Мне часто на Западе говорили: что же ты общаешься с Семеновым, это же генерал КГБ? А я отвечал, что всю жизнь мечтал познакомиться с генералом КГБ и жалею лишь, что этот генерал перестроившийся. Я бы предпочитал закоренелого.

— Вы знакомы с Франсуазой Саган? Это ведь она вместе с другими хлопотала о предоставлении вам французского гражданства.

— С Саган я едва ли перекинулся двумя десятками фраз… такая жеманная комнатная собачонка. В свое время она написала книгу, которая якобы произвела определенную мини-революцию во французских нравах. Это было все очень хорошо организовано, ее отец был большим человеком в книжном бизнесе. Это не была какая-то 17-летняя безвестная девушка, пришедшая со стороны. Все ее книги буржуазны и достаточно поверхностны, хотя сама Саган сегодня легенда.

— В 1986 году в одном из интервью на Западе вы сказали, что через пять лет хотите стать писателем-легендой, популярным и узнаваемым. Срок прошел. По-вашему, вы своего добились?

— Думаю, что да.

— И Нобелевская премия станет венцом стремлений?

— Нобелевскую мне не дадут, я другого типа писатель, писатель антиистеблишмента. Я отношу себя к взрывателям общественных устоев, а у них обычно трагические судьбы.

Вот Бродский — да, это другое дело, он академичен, всегда высказывается за существующий порядок. Даже тот его ленинградский бунт как таковым бунтом не был. Это недоразумение, нонсенс.

Правда, Нобелевскую премию дали Альберу Камю, этот тоже был достаточно взрывчатый писатель. Черт его знает, может, и я когда-нибудь дождусь.

— Для вас это важно?

— Нет. Сартр вот, к примеру, ведь отказался от премии.

— Тогда что главное?

— Быть автором вот этих книг, лежащих на столе. Вы называете мои произведения скандальными, но скандальность возникает от несоответствия моих идей и моей эстетики с восприятием читателей.

— Надо полагать, свой стиль вы менять не собираетесь?

— Нет, конечно.

— Значит, можно ждать новых сенсаций?

— Ждите!

Через несколько дней я опять звонил в дверь с приклеенным липкой лентой номером. Я принес Лимонову готовое интервью на подпись. В этот день, 22 февраля 1992 года, Эдуарду исполнилось 49 лет. Как водится, я поздравил именинника. Поблагодарив из вежливости, Лимонов заметил: «Я никогда не праздную собственный день рождения. Не вижу в этом событии ничего, кроме повода напиться».

Лимонов был трезв.

На столе лежали рукописи, газеты, книги.

Писатель работал.

P.P.S. В этом интервью Эдуард посетовал на то, что его творчество пока малоизвестно российскому читателю. Тогда же само собой родилось предложение напечатать что-нибудь из новых, не издававшихся ранее в России работ Эдуарда на страницах нашего еженедельника. Через своего литературного агента в Москве Александра Шаталова Эдуард передал в редакцию рукопись написанной в 1990 году книги «ДИСЦИПЛИНАРНЫЙ САНАТОРИЙ». Это произведение практически было незнакомо широкой аудитории у нас в стране. Мы тогда отобрали для публикации три главы из 180страничного текста. В предисловии к сериалу публикаций предупредили тех, кто творчество Лимонова знает лишь по книге «Это я — Эдичка» и кто настраивается на подобного рода чтиво, — их придется разочаровать. Матерных выражений и «крутых» сексуальных сцен не будет. Эта книга совсем о другом. Писатель предпослал рукописи подзаголовок «Этюд социальной ментальности современных обществ».

Взгляд Эдуарда Лимонова далеко не всегда может совпадать с вашим собственным, вполне возможно, позиция автора вызовет у кого-то неприятие и даже раздражение. Однако, надо полагать, никто не станет оспаривать право писателя иметь свое, отличное от других видение решения той или иной проблемы, равно как и право это самое видение обнародовать. С Лимоновым можно спорить, не соглашаться, но сначала хорошо бы его выслушать. И еще было сделано несколько замечаний, предваряющих знакомство с отрывками из «Дисциплинарного санатория». С момента написания книги мир не стоял на месте, нет больше восточного блока социалистических стран, нет и Советского Союза, столь часто упоминаемых Лимоновым. Прежних держав нет, а вот сохранился ли санаторий, описанный в книге? Это уже судить читателям. Попутно заметим, что, по мнению автора, границы санатория не заканчиваются в СССР или Восточной Европе. В «Дисциплинарном санатории» автор постоянно апеллирует к роману Д. Оруэлла «1984», который считает самой черной книгой века. Обществу, созданному фантазией английского писателя, Лимонов противопоставляет собственную модель. Этим объясняется неоднократное цитирование «1984» Лимоновым. Мы сочли возможным сохранить в той публикации орфографию, правописание автора, его транскрипцию написания имен и фамилий.