Евгений Додолев - Неистовый Лимонов. Большой поход на Кремль

Независимость свою я не потерял, я не член ЛДПР, однако следует понимать, что политика есть действо коллективное. Я высказывался последний год откровенно и в интервью «Московскому комсомольцу» так и сказал аллегорически: «Я ищу банду», то есть коллектив. Один в политике не воин.

— Станет ли ваша политическая деятельность сюжетом будущих книг?

— Моя политическая деятельность стала сюжетом только что вышедшей книги «Исчезновение варваров». Только что я закончил книгу «Убийство часового». До этого я написал «Дисциплинарный санаторий».

— Ваш политический союз с Жириновским можно объяснить тем, что вы, признаваясь в собственных экзотических качествах, нашли столь же экзотического персонажа?

— Жириновский выглядит экзотично на фоне России. На самом деле он просто-напросто современный прагматичный политик. Он мне предложил стать членом своего кабинета. Наша политика вышла за пределы всяких партийных келий и институтов, но все равно осталась на уровне серьезного парламентаризма, который часто не срабатывает. У него самого какая-то определенная репутация. Он не задумываясь взял меня с какой-то определенной репутацией. Это тоже политика — уметь так привлекать людей.

— Ваши действия в случае, если в России политическая оппозиция (тот же Жириновский) придет к власти?

— Но мы и хотим прийти к власти. Придем и будем работать, я во всяком случае. Найду себе здание, привлеку людей, которые умеют работать, и будем обеспечивать безопасность страны и ее граждан. Я — мне это все говорили — отличный работник, я ничего не забываю, я не истерик, я неплохо знаю психологию разных групп населения, из меня получится, я уверен, отличный глава Всероссийского бюро. Плюс я неподкупен, деньга для меня ничего не значат. Если нам навяжут войны, мы будем воевать. Быстро, безжалостно, исходя из четко поставленных принципов.

— Вы будете жестоко расправляться со своими врагами?

— Не задавайте мне, Ярослав, провокационных вопросов! Что значит «жестоко»?! В зависимости от отношения к нам врагов!

— Вы будете исходить из той тактики, той политики, которую вам навяжут враги?!

— Ну, я отказываюсь обсуждать эту проблему, потому что она выглядит несколько абстрактно в данной ситуации.

Для того чтобы поставить страну на ноги, очевидно, придется преодолеть противодействие определенных сил, физическое противодействие. Насилие какое-то неизбежно. Насилие сейчас в этой стране, вы видите, приняло формы войн. Прекратить его можно только такими же насильственными мерами, вооруженным путем. А говорить об этом абстрактно, интеллигентски, сидя в Москве, на кухне, — неуместно.

— Но ведь любой разговор можно счесть «интеллигентским»!

— Я ответил на ваш вопрос. Мы будем принимать адекватные политические меры. Насколько это будет необходимо, настолько это будет насильственно.

— Насколько применимы к вам слова Черчилля: «Плох тот консерватор, который в молодости не был радикалом»?

— Долго жившие великие люди часто успевали высказаться на все случаи жизни. Цитатные мудрости меня никогда не убеждали, a сукин сын Черчилль, предлагавший в 1947 году Соединенным Штатам использовать их ядерное оружие против СССР, не мой обожаемый государственный деятель. Мои эстетические взгляды и пристрастия не изменились за последние четверть века, лишь углубились и уточнились. Скажем, Хлебников остается для меня идеальным поэтом и единственным нашим поэтическим гением. В XX веке у французов, у немцев подобного могучего гения нет. Если же говорить о моих политических взглядах, то и они мало изменились, скажем, со времен написания «Эдички». То есть консерватором (реакционером!) или традиционалистом я всегда и был. Это общество московское (не хочу называть его российским) болеет, исповедуя на сегодняшний день радикализм, каковой во всем мире считается правым консерватизмом, не нужно с больной головы на здоровую, а? Цитирую из «Эдички», стр. 120: «Еще я сказал, что считаю диссидентское движение очень правым, и если единственная цель их борьбы — заменить нынешних руководителей Советского государства другими — Сахаровыми и Солженицыными, то лучше не нужно, ибо взгляды у названных личностей пуганые и малореальные, а фантазии и энергии сколько угодно, эти люди представляли бы опасность, находись они у власти. Их возможные политические и социальные эксперименты были бы опасны для населения Советского Союза, и опасны тем более, чем больше у них фантазии и энергии. Нынешние руководители СССР, слава богу, довольно посредственны для того, чтобы проводить радикальные опыты, но в то же время они обладают бюрократическим опытом руководства, неплохо знают свое дело, а это в настоящее время куда более необходимо России, чем все нереальные прожекты возврата к Февральской революции, к капитализму и тому подобная чепуха.»

Это писалось в 1976 году, и тогда такие взгляды были чудовищно радикальными. Сегодня (интервью, напоминаю, 1992 года. — Е.Д.) на фоне всеобщей демократической революционности, когда каждый экс-преподаватель марксизма стал фанатиком демократии, подобные взгляды консервативны. Но это они мечутся меж полюсами, я стою тверд как скала. Я написал в 1971 году стихотворение «Ода Армии». И сегодня я дружу с полковниками и генералами. Я последователен.

Стоя на трибуне (на крыше грузовика), замерзший, ожидая своей очереди к микрофону, я услышал, помню, свистящий злой шепот Анпилова, обращенный к парню с повязкой: «Уберите этого больного, немедленно. Его снимают, завтра он будет во всех газетах.» Дальше Анпилов выругался, и правильно сделал, ибо такой себе лопух-мужичонка в треухе держал за ручку один конец лозунга (другой бациллоноситель был невидим мне в толпе). На белом полотне синими буквами похабно зиял лозунг «Жидов в Израиль!

Спасем Россию!». Парень спрыгнул с грузовика и, заслоняя больного деда, оттиснул его вместе со вторым бациллоносителем к грузовику. Закачавшись, легло на головы людей и исчезло смятое, стыдное полотнище. Однако его уже успели снять и японское, и российское, и черт знает какие еще телевидения, людей со штативами кинокамер и без штативов и с фотоаппаратами вокруг было довольно. Завтра газеты обвинят митинг в антисемитизме. Хотя такой вот дедушка (то ли подосланный провокатор, то ли «честный» антисемит, французы называют стихийный антисемитизм популярным, в отличие от антисемитизма интеллектуального) приносит вред именно патриотам, и патриоты, сознавая это, стараются глядеть в оба и таких типов отгонять хотя бы от трибун. Но кто может помешать подобным «больным» или провокаторам прийти и развернуть полотнище перед телекамерой?