Газета Завтра Газета - Газета Завтра 455 (33 2002)

Несмотря на титанические усилия Орготдела ЦК, "рабочее ядро" укреплялось из рук вон плохо. Так, в 1971 г. рабочие среди вступивших в партию составили 31,2%, а в 1981-м — 31,7%. Ничтожный "навар" за десять лет упорных трудов. Думаю, что и эти цифры были завышенными при помощи бюрократических манипуляций с понятием "рабочий". К примеру, я сам вступил в КПСС, будучи студентом Московского госуниверситета, а в отчетах проходил как "рабочий". В ту пору временно для Москвы действовало от ЦК соответствующая послабление.

С другой стороны, со стороны "служащих", ситуация выглядела также драматически — но по противоположной причине. Здесь напор желающих обзавестись партийным билетом был настолько сильным, что партийным комитетам приходилось прилагать чрезвычайные усилия, чтобы не допустить взрывного разбухания соответствующего статистического показателя или даже снизить его. Особенно азартно, изобретательно, нередко со скандалами и жалобами по всем инстанциям, прорывались в члены КПСС работники науки, образования, культуры, торговли, в меньшей степени — технические специалисты, в еще меньшей — управленцы, поскольку среди них и без того партийная прослойка была значительной.

Конечно, нельзя подозревать всех, кто вступал в партию из этой категории граждан, в корыстных намерениях. Большинство, наверное, все-таки совершали этот шаг из высоких побуждений. Вместе с тем было слишком много и таких, кто всеми правдами и неправдами прорывались в партию исключительно из карьерных соображений, в надежде что-то урвать от партии для себя. Они добивались партийного билета, чтобы как можно больше брать от общества, а не отдавать ему, вопреки торжественному обещанию в заявлениях о приеме. Вместе с ними в атмосферу внутрипартийной жизни проникали настроения либерализма, шкурничества, политического цинизма. В отчаянных попытках не допустить увеличения доли "служащих" в КПСС, партийные комитеты шли на вовлечение в партию массы случайных, порою даже маргинальных людей, лишь бы их можно было внести в отчет как "рабочих". В результате происходило социальное разрыхление и политическое разложение состава партии сразу с двух сторон: со стороны так называемых интеллигентов и со стороны так называемых рабочих. Такой непомерной ценой за десять лет, с 1971 по 1981 годы, удалось срезать долю "служащих" в партии на до смешного малую величину: с 44,8 до 43,8%. Нарастающее в результате всех этих бюрократических игр очевидное истощение жизненных сил партии пытались компенсировать увеличением числа профессиональных партработников. Только за время между ХХV и ХХVI съездами КПСС (1976-1981 гг.) во всех звеньях партии было установлено дополнительно более 8 тысяч новых должностей. Однако эти штатные щедроты ЦК не делали партию сильнее. Они лишь крепче пристегивали её к платформе государственного механизма.

Кого следует винить за появление всех этих опасных для партии и страны несуразиц? Разумеется, брежневское Политбюро и, в первую очередь, самого Брежнева. К сожалению, ни он сам, ни деятели из его окружения не проявляли серьезного интереса к вопросам внутреннего состояния КПСС. Для них хватало в этой части знакомства с цифрами, которые умело готовил и выдавал наверх Орготдел. Став генсеком, Андропов, наоборот, с самого начала заговорил о необходимости навести порядок прежде всего в самой партии. Но его век оказался короток, после чего, с приходом Горбачева, все вернулось на круги своя. Более того, Горбачев боялся партии, видел в ней для себя главную угрозу лишиться власти.

КРОВОПУСКАНИЕ

Когда и для чего началась в СССР перестройка? Вопрос простой, а правильный ответ на него услышишь редко. Даже от людей в этой материи, казалось бы, сведущих. Вот подвернулась мне под руку книжка Ивана Лаптева "Власть без славы" (2002 г.). Полистал странички — и вдруг наткнулся на слова будто Горбачев, "сразу заявивший ни много ни мало о перестройке, с первых дней своего генсекства вызвал смутную тревогу, прежде всего, у аппарата". Какая глупость! Иван Дмитриевич прошел большой жизненный путь. Работал в Отделе пропаганды ЦК КПСС, где слыл за хорошего человека и велосипедиста. При тяжко больном Черненко ушлые помощники Константина Устиновича просунули Ивана как "своего" в главные редактора "Известий", где он звезд с неба не хватал, но старался изо всех сил под присмотром и руководством своего первого зама Голембиовского. Потом, когда пришло время, они стали вместе помогать профессиональному провокатору Александру Яковлеву дискредитировать партию, Советскую власть и социализм. За это Иван был продвинут в народные депутаты СССР и даже стал председателем Совета Союза ВС СССР. В августе 1991-го помогал Горбачеву и Ельцину расправляться с "путчистами", а также со Съездом народных депутатов и Верховным Советом. Предполагаю, что он доктор каких-нибудь наук, потому как быть таким большим начальником и не преуспеть в науках невозможно. И вот такой компетентный свидетель эпохи утверждает печатно, будто Горбачев сразу, т.е. в 1985 г. заявил "ни много ни мало о перестройке"!

А между тем на моей книжной полке пылится в статусе раритета изданное в 1987 г. в Москве 300-страничное пособие "для системы политической учебы" под названием "Стратегия ускорения". Написали его совместно: один член-корреспондент АН СССР, семь докторов и четыре кандидата наук, чей совокупный интеллект, во всяком случае, не уступает интеллекту Ивана Лаптева. Из пособия следует непреложно, что ни в 1985-м, ни в 86-м, ни в 87-м перестройка еще не имела места быть, хотя слово такое в 1987 г. и в самом деле стало появляться в партийных документах вторым планом при "стратегии ускорения". Правда в том, что "с первых дней своего генсекства" Горбачев провозгласил себя не перестройщиком, а великим экономистом, намеренным уже в ближайшие 1,5-2 года вывести экономику СССР на самые передовые рубежи. Экономику он объявил своим любимым делом, о котором способен говорить часами. И действительно — говорил. Столь же решительно и радикально были настроены на качественный прорыв в экономике и два ближайших соратника молодого генсека, Рыжков и Лигачев. Едва разместившись втроем на вершинах власти в СССР, они без проволочек предъявили публике убедительные доказательства своей несомненной в плане государственного управления некомпетентности.

Наиболее известная акция этого периода — антиалкогольная. Не буду злословить по её поводу, ибо и без меня талантливых по этой части много. Отмечу, однако, вот какую деталь. В период подготовки соответствующих документов, чем очень неохотно, возражая и сопротивляясь, занимался под нажимом Лигачева Орготдел ЦК, меня искренне удивляла и удивляет по сей день невероятная сила внешнего давления на ЦК в пользу принятия против пьянства как можно более жестоких мер. Нельзя было разобраться, что в этом давлении являлось спонтанным проявлением подлинных настроений народа, а что режиссируется кем-то в собственных интересах. В ЦК нескончаемым потоком шли письма граждан, резолюции собраний, общественных организаций и комитетов с требованиями ввести в стране "сухой закон". Я видел прошнурованные амбарные книги, содержавшие тысячи подписей — опять же в пользу "сухого закона". Мало того, в стране объявились и неуловимо мигрировали какие-то старцы, вещуны, бродячие проповедники, соблазнявшие народ ложью, будто до 1917 г. русские в рот спиртного не брали, а пьянство внедрили евреи и большевики, чтобы тем самым погубить Святую Русь. Аудиозаписи их проповедей достигали кабинетов на Старой площади. На славу потрудилась и наука. В частности, в упоминавшемся выше материале Бестужева-Лады, помимо темы "черной" экономики, содержится также душераздирающее описание трагедии пьянства в советском обществе. В конечном счете, в стране все-таки ввели некую слабую форму "сухого закона", после чего все, кто добивались этой меры, как-то рассосались, пропали за горизонтом, а под лучами быстро накалявшегося общественного негодования остался для ответа один Лигачев. Хотя, между прочим, под законами против пьянства нет его подписи.