Леонид Жуховицкий - Банан за чуткость

Ты пишешь: каждой девушке приятно, когда представляется случай пококетничать. Наверное, так оно и есть — приятно. Но ведь там, где начинается любовь, кокетству конец. Через этот невидимый порожек ему не переступить. Этой простой вещи ты не знаешь, видимо, не было случая узнать…

Ты пишешь: ребята обращают внимание, ребятам нравится… И ни словечком, ни деталью, ни хотя бы оговоркой не встал за твоим письмом один–единственный любимый человек. Пусть не на жизнь, не на год, но любимый!

Впрочем, судя по письму, ты искренне убеждена, что «любить» и «жить в свое удовольствие» — одно и то же.

Знаешь, как писала об этом Марина Цветаева?

Ты‑то как узнаешь любовь, Танечка? Тебе нравится нравиться, ты любишь, когда тебя любят. Но, боюсь, тебе неведома радость куда большая — любить самой. Почему я решил, что неведома? Да элементарно: иначе ты именно о ней бы и написала. Радость любить просто заслонила бы удовольствие быть любимой — уж очень разновелики эти вещи.

Та же Марина Цветаева, никогда не боявшаяся крайностей — ни в поэзии, ни в любви, — и тут выразилась предельно резко: «Между полнотой желания и исполнением желаний, между полнотой страдания и пустотой счастья мой выбор был сделан отродясь…»

Боюсь, эти строки покажутся тебе странными и ущербными. Но вглядись в окружающих и увидишь, что эта жажда полного и бескорыстного самосожжения в любви свойственна как раз людям душевно здоровым и щедрым. Наверное, по–настоящему счастливы именно они, а не те, кто, страшась любви без взаимности, благоразумно довольствуется взаимностью без любви.

Конечно, никто не застрахован от ошибок. Конечно, велик шанс полюбить, как выражаются в быту, недостойного. Но в том‑то и парадокс, что предмет любви может быть недостойным, но сама любовь всегда достойна, всегда подлинна. Чистота пламени не зависит от того, кто греет над ним пальцы.

Не читала Бориса Корнилова? Интересный был поэт. В «Каспийском море» есть у него такие строчки:

Видишь: подлых — а любили. И наверное, были куда счастливее, чем эти девчонки, возможно, красивые, возможно, неглупые, но не умевшие любить. Ибо любящую никто, никогда, ни при каких условиях подлой не назовет…

А теперь разреши задать тебе один вопрос: как долго собираешься ты прожигать жизнь? Лет десять-пятнадцать? Дело плохо — ничего у тебя не получится.

Почему?

Это я постараюсь объяснить.

Несколько лет назад в газетной корреспонденции была приведена фраза девушки, очень торопившейся быть счастливой: «Сегодня семнадцать мне, а через год семнадцать будет другой».

Знаешь, Таня, существуют на свете такие скучные, а иногда нехорошие люди — картежники. Но у них есть одно очень меткое словцо: пятиминутка. Это когда идет карта. Везет — и все. Можешь играть рискованно, можешь нелепо — все равно выиграешь. Везет!

Так вот, семнадцать лет — твоя пятиминутка.

Сейчас ты можешь позволить себе очень многое. Скажешь глупость — сочтут наивностью. Грубость назовут гордостью. Оденешься безвкусно — решат, забавно. Даже неряшливость вызовет скорей не брезгливую гримасу, а добродушную усмешку.

Да что люди, даже беспристрастный закон сейчас к тебе снисходителен: целый ряд возрастных поблажек.

Пятиминутка! Хороший период в жизни — завидую…

Но у пятиминутки есть один существенный недостаток: длится она от силы пять минут. Это — в картах. В жизни, естественно, подольше — год, два.

Так что через год–два начнут с тебя спрашивать по–взрослому. Глупость назовут глупостью, грубость — грубостью, неряшливость — неряшливостью. Котенка, стянувшего колбасу, беззлобно щелкают по носу. Кота в аналогичном случае нещадно дерут. И беспристрастный закон спрашивает с восемнадцатилетних полной мерой.

Короче говоря, через каких‑нибудь пятнадцать–двадцать месяцев непобедимое обаяние первого года молодости перейдет к другим семнадцатилетним. А что останется у тебя? Что сможешь ты тогда противопоставить этим новым Таням — самоуверенным девочкам в еще более модных платьях, с еще более красивыми ногами?

Ну, восемнадцать, положим, возраст отнюдь не катастрофический. Но двадцать — это уже серьезно, разница с семнадцатилетними будет видна даже на глаз. А двадцать два, двадцать три, двадцать пять… И счет ведь не останавливается…

По–твоему, в зрелости человек только и делает, что оглядывается на пройденную жизнь: кто с удовлетворением, кто с горечью. Однако зрелость весьма продолжительный период жизни, длящийся минимум тридцать лет. А тридцать лет оглядываться — шея заболит. Поэтому и зрелые люди стремятся не столько оглядываться, сколько жить.

Вспомним чеховских героинь: у Аркадиной был взрослый сын, у Раневской взрослая дочь, а жили теми же страстями, что и в двадцать. Вспомни — или прочти — Стендаля, Бальзака, Мопассана. Тридцати-, сорока-, даже пятидесятилетние женщины хотят любить и быть любимыми — и многим это удается. Хотя, надо думать, не благодаря красоте, которая, как ни грустно, с возрастом убывает.

Но убывает красота, проявляется личность. Верней, не проявляется, а развивается: крупные люди становятся еще крупней, мелкие — еще мельче. А личность значит колоссально много — не только в работе, но и в любви.

Человек, горящий всю жизнь, способен, по твоей терминологии, «прожечь» не только молодость, но и старость…

Теперь, пожалуй, самое время поговорить о некрасивых девушках.

Ты наперед знаешь, что им в жизни предстоит с горечью оглядываться на унылое прошлое и из зависти осуждать счастливых красавиц.

Недооцениваешь, до чего же недооцениваешь своих некрасивых ровесниц! Ты считаешь, они будут годами стоять за твоей спиной и завидовать? Как бы не так! Они только кажутся тихими, а на самом деле энергичны и целеустремленны.

Пока ты гуляешь по паркам, используя каждый случай «пококетничать», пока с успехом демонстрируешь свои красивые ноги, пока «веселишься, целуешься, поешь», они тоже не теряют времени даром.

Они — думают.

Жизнь ставит перед твоими невзрачными сверстницами вопрос за вопросом.

Такие, например.

Неужели главное в человеке — лицо и ноги?

Разве привилегия «жить в свое удовольствие» дается лишь избранным, причем прямо в момент рождения, как во времена оно давался графский титул?

А если дается, то справедливо ли это?

А если несправедливо, то как с этим бороться?

Ответить на подобные вопросы очень и очень нелегко. Чтобы поглубже разобраться в предмете, приходится прочесть уйму книг, про любовь и про жизнь вообще. Некрасивые девушки вынуждены вдумываться в стихи: вдруг поможет чужой опыт?