Ольга Романова - Анатомия протеста. Оппозиция в лицах, интервью, программах

- Ты все еще считаешь идею объединения с националистами правильной?

- Мне не кажется правильным слово «объединение», мне кажется правильным термин «взаимодействие». Я прекрасно понимаю, что в обществе есть националистические идеи. Если будут выборы в парламент, националисты там будут представлены, это факт. И мне бы хотелось, чтобы это были люди умеренно национально-демократических взглядов, а не правые радикалы.

- Это они сегодня умеренные, но уже ходят с национал-социалистами на один «Русский марш», а завтра под воздействием радикального низа станут радикальными.

- Не исключено. Но мне кажется, что если с ними разговаривать, это снижает шансы на тот сценарий, который ты описываешь.

На «Русский марш» они ходят разными колоннами, у них есть свои разные аргументы. Но в любом случае хочется, чтобы националистическое движение ассоциировалось больше с Тором и [Константином] Крыловым, чтобы они выходили на первые роли, а не какие-то отморозки. И если я могу как-то им помочь в этом, то я постараюсь это сделать.

(Впервые опубликовано - «Новая газета», 25.07.2012, Елена Масюк)

- У меня такое ощущение, что с каждым новым сроком Путина, с каждым новым днем его все сильнее охраняют. Если его по-прежнему избирают, если он по-прежнему так популярен, то почему усиливается и усиливается его охрана?

- Любой диктатор, любой авторитарный руководитель - это явление, это уже не человек, и, естественно, он обставляет себя такой атрибутикой, такими барьерами, таким количеством свиты, челяди, что все должны падать ниц и не поднимать глаз, когда проезжает кортеж с солнце подобным императором. Люди понимают, что, когда страна уже имеет не руководителя, а вождя, начинают играть по этим правилам, они образуют внутренний лояльный и преданный круг вождю, который периодически пугает вождя всякими заговорами.

- Помните, накануне выборов была история с задержанием двух человек, которые готовили заговор с целью физического уничтожения Путина, по телевизору показывали, где-то там, на Украине, их нашли.

- Это называется пиар-покушение, ну я так немножко представляю из теории, что такое покушение на главу государства, какие должны быть задействованы силы, средства, глубина проникновения. И какие-то два хохла в перерыве между салом, гренками и варениками что-то там замышляют, ну это как-то даже не смешно, это просто убого. Серьезный заговор — это создаются группы, изучаются графики, маршруты, постараются проникнуть, завербовать кого-то в окружении, сторонники там какие-то находятся. Это серьезнейшее финансирование, это годы напряженного труда, но многие месяцы точно.

- А повлияла эта пиар-акция на результаты выборов?

- Ну, может быть, где-то в колхозе «Тупик коммунизма», где там последняя овца сдохла, — я не исключаю. Чем образованнее население, тем меньше оно голосовало за Путина.

- Почему Путину удалось так узурпировать власть?

- Путин воспринимает себя как. монарх, и причина этого — наша система власти, наша Конституция, которая из любого делает вождя. Ельцин был слаб по сравнению с Путиным, он не был системным аппаратным работником, у него все-таки были эти разгильдяйство, раздолбайство, неорганизованность, очень много эмоций. Путин другой, он более волевой, более системный, более организованный, и ему удалось эту систему Конституции, которая была заложена в 93-м году, довести до ума. Он понял: Конституция России дает неограниченные возможности первому лицу, и, воспользовавшись этой Конституцией, ты становишься абсолютным монархом, даже больше.

- А даже больше, это — богом?

- Вождь, почти бог, — да.

- Почему народ голосует за Путина?

- Особенностью любого авторитарного и тоталитарного режима является вознесение вождя на недосягаемую высоту. Допустим, Северная Корея, народ там плачет. Народ рыдал, когда душелюб и людовед Сталин скончался, народ рыдал совершенно искренне. Народ оплакивает своих палачей. В любом авторитарном режиме вытаптывается политическая поляна, остается некий вождь, который находится на каком-то непреступном пьедестале, а вокруг все остальные. И задача вот этих авторитарных режимов — никого не подпускать к Олимпу.

- То есть у нас уже авторитарный режим?

- У нас авторитарный, скатывающийся, к сожалению, к тоталитарному, потому что последние законы, которые принимаются, говорят, что мы на пути к тоталитарному государству, и это может перерасти в диктатуру, потому что методы удержания власти исчерпаны и существует только один, проверенный веками, - это когда начинают стрелять в людей: в воронках, к стене. Это работает, конечно, это универсальный метод, потому что страх парализует людей, но, к счастью, до этого не дошло, и есть шанс, что и не дойдет. Но шанс не в нашем народе, не в нашей стране. Сейчас мешает интернет, открытое государство, мешает международное окружение и мешает зависимость нашей реальной политической элиты от Запада. Вся элита, окружающая нашего вождя, - она вся в Европе: деньгами, семьями, детьми, капиталами, и вообще здесь она себя давно не мыслит, если ей перекроют кислород - не знаю, чем это кончится, может, дворцовым переворотом, еще пару «списков Магнитского» — ив Кремле будет бунт.

Сейчас у нас очень шаткая стабильность, которая может в любой момент закончиться развалом государства. Посмотрите на центробежные силы на Кавказе, посмотрите, как сегодня себя чувствуют регионы, они себя чувствуют униженными, у них чувство, так мягко говоря, нелюбви к центру, к Москве. Это предтеча к развалу федеративного государства, ведь мы так же потеряли СССР, потому что мы не смогли дать вменяемую внутреннюю политику. В 91-м году однородность общества спасла, внутренних причин для гражданской войны не было.

- А сейчас есть?

- А сейчас есть, в полный рост - социальные, классовые, расовые, религиозные, национальные - любые, сейчас все есть.

- За счет чего тогда это сдерживается?

- Инерция, пока держится все на некоем образе вождя, а вождь у нас Путин, и, пока все это еще живо и когда это зависит от одного человека, - это очень опасная ситуация, страна не может в ручном режиме управляться долго.

- Если, как вы говорите, все держится на одном человеке, но человек уже не молодой.

- Не на человеке, на феномене. Да, на феномене, явление вождя народу - это феномен.

- Да, хорошо, феномен, но этот феномен имеет физиологическую оболочку, и если с этой оболочкой что-то случается.

- Да, это очень опасно: что-то случается, все пошло вкривь и вкось, и замены ему в своем окружении нет, системы передачи власти не созданы, механизмы сдержек и противовесов не работают.