Ольга Романова - Анатомия протеста. Оппозиция в лицах, интервью, программах

- Ну да, стало скучно. А у левых же были всякие фрики, которые ФСБ взрывали, с бомбами катались.

- Это все люди из девяностых годов, вообще непонятно откуда они черпали идеи, почему они такие были. Если про дело НРА почитать — чуваки идут взрывать приемную ФСБ, а с собой у них килограммы травы. В политических терминах не объясняется их существование, и куда они потом делись.

- Исчезло пространство для них? Нулевые ведь намного более скучные времена, чем девяностые.

- Да, я думаю, пространство исчезло, так же как и класс людей, выросших в перестройку. Внешние условия создают образ действий. Знаешь, на Кавказе много мест типа Утриша, где всякие просвещенные люди собираются. Вот некоторые «террористы90-х» сейчас там живут: какие-то коммуны с полурелигиозными идеями.

- После того прорывного «Антикапа» ты куда-то вступил? Чем-то стал заниматься?

- Постепенно вышел на антифашистскую тусовку, тогда она только начиналась. Все понятно и близко. Я ходил на футбол, видел там кучу насилия. Едет толпа дебилов на матч, ходит по электричке и избивает иностранцев, выкидывает их на платформы. Ты непосредственно видишь страдания человеческие, которые просто невозможно объяснить. Естественно, в то время мы много ходили на антивоенные акции. Тогда было гораздо больше причин режим ненавидеть, чем сейчас. Помню, как на полунелегальном митинге менты нас окружили, мы с кем-то сцепились наручниками и тупо в лужу сели. Сидим вдвоем, и я понимаю, что это больше никого не. не волнует вообще. Публичная политика очень демотивировала. Интересно было заниматься другими вещами, может непубличными, но более понятными.

- В чем состояла идея антифы?

- В те временя бонизм был какой-то доминирующей идеей в активной части молодежного сообщества. Это создавало много разных проблем, при этом большая часть их актива состояла из абсолютно случайных людей, которые, один раз получив по башке, и сильно, теряли интерес к расовомотивированному насилию. Не на митинг же идти против них. В тот момент мне казалось, что это единственный способ в России нормально выразить гражданскую позицию.

- Тема с антифой всплыла после фильма Лошака и убийства Тимура Качаравы. И внезапно для всех вскрылось, что много лет шла война на улице, и никто не понимает, как она шла, где она шла, что такое антифа движение.

- Смотри, это часть сознательной стратегии. Их взгляды позволяли мобилизовать значительно больше людей. Очень понятная демагогия: «Россия для русских», «Посмотри, что хачи делают» и т. д. Поэтому мы изначально решили развивать такую пацанскую тему. Они в течении трех лет вообще не понимали что происходит. Им казалось, что на них просто гопники с района нападают. Такие же русские парни, как они. Мы часто кричали «Русские, вперед!», а они отвечали «Парни, мы свои!». А фильм Лошака скорее больше проблем создал, чем пользы.

- Почему?

- Потому что реально антифашистская идентификация — она ни о чем. И журналистам проще было развивать гражданскую тему. Типа вот есть люди, которым не нравится, что в России убивают за другую национальность. А наши политические убеждения никто не стал бы раскручивать. Хорошие ребята, против фашистов. Иногда используют насилие. В тот момент в закрытую тусовку из ста человек пришла куча людей, часто желающих тупо подраться. И чем больше все обрастало четкой идентификацией, чем больше бонам стало понятно про нас, тем акции становились менее успешными и менее актуальными. В какой-то момент начались убийства.

- И как вы отреагировали?

- У нас была четкая позиция, что мы никогда не будем становиться на их уровень. Проблема возникла, когда убили Тимура. Стало понятно, что это уже не игры. Постепенно драки прекратились в принципе. Никто не рисковал. Мы не могли прыгнуть на какой-нибудь фашистский концерт, знали, что нас просто расстреляют. То же самое и они. Естественно, ушел интерес, потому что движуха развивалась по другой модели. Представь, нас сорок человек, и мы прыгаем на огромный фашисткий фестиваль, где присутствуют сотни людей. Они в дикой панике разбегаются, и это очень круто. Типа мушкетеры против гвардейцев кардинала. А драка на ножах или драка с травматами никому не интересна.

- Как это все выглядело, боны, антифа? Как вы общались? Люди же практически ничего не знают. Все закрытые истории.

- Изначально все развивалось через личные связи. Затем большую роль играла контркультура и музыка. Была своя сцена антифашистская, например. Хардкормузыка всегда имела левый по сути контекст. Люди слушали, о чем поют политизированные группы в Европе, знакомились здесь на концертах, чувствовали атмосферу.

- Как это происходило? Как вы договаривались? Типа: «Давай в субботу пойдем и побьем нацистов». Почему вы вообще считали, что драка — хорошо?

- Были ключевые мероприятия, например, какие-то концерты с откровенно нацистскими группами, «Коловрат» там. Либо политические события, где знаешь, что будет концентрация бонов. Обычно под события реализуются какие-то ответные действия. Часто бывали конфликты на общей сцене, на концерте «Destemper», например. Насчет насилия. Первый момент: боны в молодежной среде - это просто привлекательный символ силы. Многие случайно там находятся. Как только появляется угроза, что за свои взгляды и кельтские кресты можешь получить по башке - отсеиваются случайные люди. Сейчас нашего актива поровну с бонами. Они не могут с нами ничего сделать, мы не можем с ними. Второй момент - общество и СМИ реагируют на насилие больше, чем на любые публичные акции. В основном подобные практики рождались из суженного политического пространства, где невозможно действовать по-другому. Плюс более простые темы. Вот есть футбольные фанаты, им нравится экстрим, связанный с околофутболом, так время проводить. Тут тоже экстрим, и ты при этом типа добрые дела делаешь.

- В Химках насилие тоже было использовано как инструмент? После того жеста казалось, что власти вашу тусовку разгромили.

- Во-первых, у нас четкая позиция, что в Химках насилия не было. Насилие в отношении собственности мы насилием не считаем. Политическая логика: они покалечили Бекетова, вырубают лес, нанимают бонов для погрома лагеря. В ответ что надо было сделать? Пикет или митинг? Нет. В ответ идет действие с элементами угрозы и какого-то радикализма. Химкинской администрации, после всего, что они сделали, разбили два окна и написали что-то на стене. Государство восприняло это как прямой вызов и угрозу. Меня на следующий день выдергивали на общение с какими-то мусорскими начальники. Людьми чуть ли не последней стадии иерархии, которые в каком-то своем мире живут. И я уверен, что меня посадили просто по тупости. Верхняя часть иерархии вообще ничего не понимает, что происходит. Вот есть чувак - сажайте его. Поэтому для них все так позорно закончилось.