Владимир Новиков - Сорок два свидания с русской речью

Важный шиболет деловой речи — особая форма предложного падежа в сочетаниях «по окончании», «по завершении», «по прибытии». В объявлениях, в казенных бумагах то и дело читаешь: «по окончанию». Это ошибка. Так же, как столь распространенное теперь среди компьютерных «пользователей» форма «по умолчаниЮ». Грамотно все-таки будет — «по умолчании».

Внимательно вслушиваюсь в речи политиков. За кого голосовать на предстоящих выборах в Думу, а потом и на президентских? Я уже решил, что отдам предпочтение тем кандидатам, которые умеют пользоваться частицей «ни» в утвердительном значении: «кто бы это ни был», «где бы я ни был». Увы, таких становится все меньше. «Где бы я нЕ был, вспоминаю родину» — не верю такому неграмотному патриоту, не помнящему норм родного языка.

В троллейбусах, помимо существующего турникета, я установил бы еще звуковое реле. Чтобы войти в салон, надо вслух произнести название транспортного средства. Кто произнесет вульгарное «тролебус», — пусть выходит и добирается автобусом или трамваем… Шучу, конечно. А вот новую радиостанцию «Сити-FM» всерьез хочется пожурить за то, что ведущие ее новостных программ систематически терзают наш слух «тролебусами». Может быть, при приеме на работу стоит попросить радиожурналистов произнести в качестве шиболета несложное слово «троллейбус»?

А главное, конечно, постоянно проверять самих себя. «Врачу, исцелися сам!» Грамотеи знают, что «врАчу» произносится здесь с ударением на первом слоге как старинная форма звательного падежа. Еще один шиболет.

Две тысячи седьмой год набирает обороты. Но что я слышу? Кое-кто у нас порой безграмотно называет его «двухтыщеседьмым годом». Немедленно прекратите! Извольте правильно именовать хронологический период, который согласно президентскому указу объявлен Годом русского языка.

Как звучит наше слово в мировом масштабе? Вопрос и политический, и культурный, и жизненно важный для тех 288 миллионов жителей планеты, что считают русский язык родным. Смогут ли дети наших бывших сограждан в ближнем зарубежье учиться в русскоязычных школах? Будет ли язык Толстого и Достоевского по-прежнему осваиваться студентами западных университетов? Не уроним ли мы сами престиж русской речи, обращаясь с нею небрежно и невежественно?

Повышенным чувством лингвистического патриотизма всегда обладали французы. Всех носителей своего языка — в Европе, в Африке, в Канаде — они называют «франкофонами», а социально-культурное бытие своей речи обозначают понятием «франкофонии». Даже специальное министерство по этой части у них имеется.

А чем мы хуже? Так подумал я однажды и изобрел термин «русофония». Да! В доказательство могу предъявить известный парижский русскоязычный журнал «Синтаксис», где в 1991 году напечатано эссе, которое так и называлось — «Русофония». Сочинил его в Цюрихе, где преподавал русскую литературу. Тогда наши богачи еще не оккупировали Швейцарию, и никто не мог предвидеть, что всего через десяток лет продавцам дорогих ювелирных магазинов на Банхофштрассе придется выучить выражение «Добро пожаловать», чтобы приветствовать самых расточительных покупателей в мире. За дверями университета русская речь в ту пору не слышалась, и, разлученный с нею, я начал лелеять мечту о русофонии. Приехав читать лекцию в Сорбонну, показал свое эссе создателям «Синтаксиса» — Марии Розановой и Андрею Синявскому. Помню, Синявский, увидев само название, оживился и заулыбался: уж он-то был отъявленный «русофон»: читал лекции студентам только по-русски и, живя в Фонтене-о-Роз, делал вид, что по-французски не разумеет.

Идея русофонии вызвала отклик у авторитетных лингвистов. В предисловии к коллективному труду «Русский язык конца XX столетия (1985–1995)» его ответственный редактор Е. А. Земская берет сторону не тех, кто ужасается нынешнему состоянию языка, а тех, кто «спокойно оценивают современный язык и призывают внимательно разобраться в том, что в нем нового, что необычного». Ведущий исследователь разговорной речи вместе с коллегами поддерживает идеею русофонии как «веселой науки», не претендующей на императивность: «Мы не нормализаторы».

С момента изобретения термина прошло пятнадцать лет — и что я вижу? В Париже учреждена новая литературная премия «Русофония», которая «будет присуждаться за перевод на французский язык написанного на русском языке литературно-художественного произведения». То есть речь о культурном звучании русской словесности по-французски. Что ж, и против такой трактовки термина ничего не имею. Взаимодействие языков и культур всегда на благо.

А кто в Москве печется о широком звучании русского слова? В президентском указе «органам исполнительной власти субъектов Российской Федерации рекомендовано осуществить соответствующие мероприятия в рамках проводимого Года русского языка». Может быть, создадут нечто вроде «министерства русофонии»? Но не будем ждать одних милостей сверху. Считаю, что «четвертая власть» в вопросах языковой политики может быть не менее эффективна и мобильна, чем власть исполнительная.

Если каждый журналист годик побудет настоящим «русофоном», подлинным защитником языковой культуры, если он добровольно откажется от штампов в писании и сквернословия в устной речи, — как свободно вздохнет «великий и могучий».

Вспомним грустные лингвистические анекдоты советского времени. После того, как советские туристы побывали в отеле, у следующих постояльцев из Союза спрашивают: «Вам кофе в постель — или ну его на фиг?» А предлагая бесплатное угощение, официантка поясняет: «Халява, сэр!» То есть мы сами экспортировали отнюдь не лучшие образцы родной речи. Огорчительно, например, что в Польше молодое поколение не знает русского языка. По-английски приходится общаться с населением славянской страны. Абсурд! Но, чтобы повернуть к нам сердца поляков, нужно дать им нечто подобное сердечному слову Окуджавы, нервному порыву Высоцкого. Обоих наших великих бардов там не забыли до сих пор. А если мы будем блистать перлами вроде «конкретно, блин!», то нечего и рассчитывать на взаимную близость.

На недавнем международном симпозиуме «Русская словесность в мировом масштабе» много говорилось о величии нашей классики, а вот по адресу современных мастеров слова пришлось услышать неприятные отзывы. Итальянский славист Стефано Алоэ весьма саркастически оценил речевую культуру писателей, приезжавших на неделю русского языка. Так, говорит, некрасиво выступили они у нас в Вероне, что заядлые поклонники России решили не ездить туда на Рождество. Ну, если литераторы делают своей стране такую антирекламу, то чего же ждать от простых смертных…