Анджей Сапковский - История и фантастика

— Разумеется, я «прошел» через Лема. Начал с «Пшекруя», который публиковал рассказы, иллюстрированные Даниэлем Мрозом. Тогда мне было девять лет. С Лема началась моя affaire amoureuse [141] Любовная интрижка (фр.). с фантастикой — с Лема и Брэдбери в «Пшекруе» и «Вокруг света», публиковавшего в конце пятидесятых множество интересной НФ. Любовь не угасла и не заржавела: сегодня, когда. Weltschmertz начинает меня доставать, я берусь за «Кибериаду» или «Звездные дневники» и хохочу взахлеб, представляя себе, как Ийон Тихий охотится на курдля.

— Пока я не прочел ваше предисловие к «В воронке от бомбы» в томике «Что-то кончается, что-то начинается», я был убежден, что вы никогда не занимались научной фантастикой. А тут извольте: «Единственный мой рассказ в жанре НФ». Но если так широко понимать этот жанр, то «Польско-русскую войну под красно-белым флагом» Дороты Масловской тоже надо считать НФ. А уж в полный ступор меня ввел Анджей Земянский, заявивший, что «Ахейя» — тоже научная фантастика.

— «В воронке от бомбы» — вне всяких сомнений, не фэнтези. А если не фэнтези, значит, НФ. Я же описываю будущее, а это однозначно определяет жанровую принадлежность. Кроме того, я ведь и сам говорю, что это научная фантастика. Следовательно, это научная фантастика. Quod erat demonstrandum [142] Что и требовалось доказать (лат.). . Полагаю, не читая, что так же обстоит дело и с «Ахеей». Если автор утверждает, что это НФ, значит, наверняка так оно и есть. Ибо кому, как не автору, это знать?

— В «Рукописи, найденной в Драконьей пещере», или «Компендиуме сведений о литературе фэнтези»», вы заявляете, что этот жанр больше выводится из литературы конца девятнадцатого века (например, книг Уильяма Морриса, лорда Дансени, Генри Р. Хаггарда), нежели из эпосов и мифов (из этого исходила концепция Джеймса Ганна). Но почему? Разъяснение, будто в культуре все начинается с Гильгамеша и «Илиады»», а стало быть, древнюю традицию надлежит проигнорировать, звучит невероятно. Ибо уже сам подбор статей в «Малом магическом алфавитном словаре» в вашем «Компендиуме» говорит о том, что абсолютное большинство их касается легенд, эпосов и их героев.

— Простите, но это полнейшее недоразумение. Кто и когда сказал, что надо игнорировать? Если я называю Морриса, Кэбелла, Хаггарда, лорда Дансени, Александра Грина — то потому, что пишу о жанре фэнтези. Если б я писал о жанре криминального романа, то в числе отцов-основателей назвал бы По, Эмиля Габорио, Гастона Леру, Мориса Леблана, Конан Дойла, авторов «Ника Картера». Ибо с кого же надо было бы начать, кого назвать в качестве предтеч жанра? Эсхила? Софокла? Еврипида? Если бы я упустил этих почтенных древних классиков в перечне отцов-основателей, это было бы игнорированием традиции? Противоречило бы фактам, если б в каком-нибудь из современных детективов я обнаружил отсылки к «Федре», «Антигоне» или «Медее»?

— Но в вашем «Словаре» нет отсылок, а просто есть сто страниц, заполненных именами героев древних легенд и эпосов. Получается, что все это — фэнтези. Впрочем, спорить не стану. В этом вы — специалист. Кстати, а что подвигло вас создать «Рукопись…»?Решусь на две рабочие гипотезы, хорошо? Первая — альтруистическая и гласит, что вы написали сей лексикон из позитивным побуждений, дабы читатели узнали чуть побольше об этом жанре; вторая — элитарная, ибо предполагает, что в стране, где фэнтези существует совсем недавно, хорошо было бы ее канонизировать и показать, сколь велики ее достоинства. Как вам эти теории? Каково было истинное побуждение?

— Теории мне жутко нравятся, ибо я неизменно ликую, словно сумасшедший, когда умный человек говорит о моем творчестве разумные слова и сообщает сведения, ранее мне совершенно неизвестные, о которых сам я ни в жисть бы не догадался. В результате чувствуешь себя чертовски значительным. И знаете — снова хочется жить.

— Вы охотно перечисляете имена классиков исторической фантастики: Гэвриела Кэя, Джудит Тарр, Розмари Сатклифф. Чему сегодня еще можно у них научиться? А с чем следует расстаться раз и навсегда?

— Если не ошибаюсь, я уже говорил: писатель — это индивидуалист. Он всегда должен оставаться индивидуалистом, всегда должен направлять свою реку в русло, которое сам вырыл и углубил. А учиться можно. И нужно. У кого только возможно. Особенно у классиков.

— Когда-то в «Жиче Варшавы» вы признались, что хотели бы как можно ближе подобраться к тому моменту, когда сказка была рассказана впервые. Что это значит? О чем именно вы мечтаете?

— Вы зря забыли упомянуть дату «признания». Вопрос следовало начать словами: «В 1986 году вы признались..» Я не очень точно помню, в чем тогда «признался», но наверняка речь шла не о каких-то мечтах, а попросту о том, что в основе моих первых рассказов 1986–1990 годов, включая дебютного «Ведьмака», лежал один основополагающий замысел, сводившийся к тому, что я брал в работу какую-нибудь более или менее известную сказку и играючи пытался реконструировать события, которые могли породить ее в момент создания. Иначе говоря, сказка, которую мы знаем сегодня, основывается на реальном событии, но событие это приблизили к сказке, идеализировали, стилизовали, привели в порядок, подкрасили, надушили и, разумеется, добавили мораль для укрепления сердец. Такое действие — профессионально именуемое евгемеризацией [143] Евгемеризм — теория, утверждающая, что боги возникли в результате обожествления героев (Евгемер Мессенский — греческий философ и писатель 4–3 века до н. э.). — должно было стать основополагающим принципом моей фэнтези, моим методом создания жанра, моим личным путем к жанру, моим — не побоюсь сказать — фирменным знаком.

— В книжных магазинах фэнтези узнают с первого взгляда. Ее выделяют довольно-таки страшные обложки. К сожалению, они редко соответствуют содержанию. Даже вы, готовый пролить кровь за фэнтези, совсем недавно тоже нелестно высказались об этих обложках. Некоторые порой бывают технически неплохо выполнены, но вкус!.. Между тем многие читатели покупают фэнтези именно потому, что видят на обложках длинноногих девиц с бюстами Памелы Андерсон, одетых традиционно в символические трусики.

— Вот это-то, я полагаю, и скверно, потому что в результате многие считают — причем некоторые, вероятно, искренне (ведь — в идиотах недостатка нет), — что читатели фэнтези — сплошь народ ограниченный. Изображение же на обложке книг Толкина или Урсулы Ле Гуин голой девицы, груди которой того и гляди выскочат из ажурной конструкции лифчика, оскорбляет талант автора, даже если художник — мастер такого масштаба, как Борис Валлехо, Фразетта или Уилан.

— А что вы скажете о комиксах, созданных на базе приключении ведьмака? Они вам понравились?