Газета Завтра Газета - Газета Завтра 461 (39 2002)

Если ты хочешь добиться чего-то в литературе, в массовой ли, или же в самой интеллектуальной, первым делом откажись от лживой буржуазной политкорректности, и ты победишь!

Николай Анисин

23 сентября 2002 0

39(462)

Date: 24-09-2002

Author: Николай Анисин

ПРОЕКТ СЛАВЫ КОКТЕБЕЛЬСКОГО (Будет ли новая жизнь у знаменитой обители литературы)

Слухи о кончине литературного Коктебеля сильно преувеличены. Даже очень сильно. Но дыма, как известно, без огня не бывает, и похоронные статьи типа "Здесь жили поэты" появились в газетах не с бухты-барахты.

Лет пять назад жарким крымским полуднем я наблюдал такую сценку. К воротам чудного коктебельского парка подходит молодая красивая мама с сыночком. Он читает надпись на вывеске — Дом творчества — и спрашивает:

— А для чего этот дом построен?

Мама отвечает:

— Для того, чтобы в нем жили дяденьки-писатели и сочиняли для тебя интересные книжечки.

Дяденек с билетами Союза писателей России в тот момент в Доме творчества "Коктебель" находилось всего двое — публицист и прозаик Александр Росляков и поэт Феликс Чуев. Остальные номера в предназначенных писателям особнячках либо пустовали, либо были заняты людьми, не имеющими к писательству никакого отношения.

Росляков в Коктебеле только отдыхал от трудов тяжких, не брезгуя ночными посиделками в барах. Чуев же, по заведенной годами привычке, вставал в пять утра и садился к письменному столу. То есть творчеством в Доме творчества писателей пахло лишь чуть-чуть. Как, впрочем, и во всем Коктебеле. Почти век оно, творчество, здесь повсюду витало… и вдруг исчезло. Почему?

Как-то на рассвете на коктебельской набережной меня, топавшего с дня рождения приятеля, остановил высокий старик с роскошной седой бородой и предложил купить у него "дури" — местной наркотической травки. Я отказался: не приучен потреблять. Тогда он, болезненно сморщив лоб, попросил:

— Угости пивом, внутри все горит, а жидкие украинские рубли все вытекли.

Мне самому не вредно было залить чем-то жар выпитого за ночь коньяка и я взял два пива. Мы стали у парапета, и старик, опустошив залпом пол-бутылки, начал жаловаться.

— Замучили классики. Не дают покоя. Как только сюда прибуду, духи их каждую ночь ко мне жалуют. Вчера приходили Пришвин и Чехов. А позавчера сначала Вересаев заглянул, а за ним — целая компания: Тренев с Мишей Булгаковым, Гумилев с Аннушкой Ахматовой, сестры Цветаевы, Корней Чуковский и Брюсов при нем. И знаешь, рассадить всех было негде. Булгакову пришлось стоять.

Пиво у старика закончилось. Я взял ему в ларьке еще бутылочку и, вручая ее, полюбопытствовал:

— А Лев Толстой и Бунин к вам не наведываются?

Старик категорично замотал бородой:

— Нет. Они — судари не коктебельские. Никогда не лицезрели Кара Даг, не прикипели к нему и духов их сюда не тянет. А вот Толстой Алексей — тот, мил друг, вволю здесь пожил. Он крепко дружил с вечным в Коктебеле Волошиным, и их духи только вместе, только рядом предо мной возникают.

На следующий день я пересказал разговор с чудным стариком знакомой художнице, которая с двух лет ежегодно по два месяца обитает в Коктебеле. Ей, как выяснилось, духи классиков беспокойства по ночам не причиняют. Она посочувствовала старику и заметила:

— Он, наверное, малость не в своем уме, но и в трезвом знании ему не откажешь — Лев Толстой и Бунин на самом деле здесь не бывали. А все остальные названные писатели — это точно коктебельские судари и сударыни. Да и каких только тузов пера сюда ни заносило! Вулкан Кара Даг и бухты окрест кого угодно могут соблазнить своим чародейством.

Коктебель очаровывал писателей и в царское время, и в советское. Многие из тех, кто в последние десятилетия делал погоду в литературе, не преминули отметиться у подножия Кара Дага. Чтобы убедиться в том, достаточно в библиотеке коктебельского Дома творчества посмотреть на книги с автографами именитых.

Для одних, ныне здравствующих и недавно покойных писателей, Коктебель был прежде всего мастерской, для других — чистой отдушиной, третьи отдых и общение мешали с бдением над листом бумаги. Писатели имели свой закрытый пляж, вход посторонним в парк, где они жили, был воспрещен. На выходящих из парка публика с набережной смотрела как на особ привилегированных. Комфортно писателям в Коктебеле было во всех отношениях. И с весны до поздней осени они заполняли все комнаты во всех корпусах Дома творчества.

Исход писательской братии из Коктебеля начался сразу после краха СССР и запуска в его республиках рыночных реформ. Какие-то мастера слова, мигом разбогатев на обслуживании новорожденного капитала, направили стопы на лучшие мировые курорты, какие-то, задавленные диким рынком, не могли наскрести скромную сумму на литфондовскую путевку в Дом творчества. Но магия Кара Дага продолжала действовать и до середины 90-х — в Коктебеле все еще можно было встретить немало искусников слова, и богатых, и бедных. Например, все сладкое вкусившего от ельцинского режима Юрия Черниченко и спасавшего тогда от этого режима Союз писателей России Валерия Ганичева.

А потом в Коктебель ворвался бизнес. Он понаставил на набережной кабаков, он понастроил нового жилья для отдыхающих и заманил под Кара Даг тьму иных, к литературе не причастных людей, которым понравилось пить-есть и танцевать на фоне коктебельских красот. И чем больше на набережной становилось баров-ресторанов, чем громче их дискотечная аппаратура орала "Мальчик хочет в Тамбов..", тем меньше писатели хотели ехать в Коктебель. Под грохот не умолкающих круглые сутки эстрадных хитов им неуютно было и работать, и общаться. В открытом теперь для всех парке среди толп курортников на поэтов и драматургов, на прозаиков и критиков никто не обращал никакого внимания.

В начале девяностых годов в коктебельском Доме творчества пребывали сотни писателей, в середине — десятки, в конце — единицы. Коктебель умирал, как обитель литературы. И умер бы: :вот вам могила поэта Волошина, вот его Дом музей — и все. Но этого не случилось потому, что в свое время Коктебель облюбовал на жительство уроженец Хабаровского края Вячеслав Федорович Ложко.

Дать в двух словах представление о личности Ложко весьма непросто.

Кто-то знает Славу Ложко как матерого боксера-тяжеловеса, призера Центрального Совета физкультуры и спорта СССР. Кому-то он известен как тренер по акробатике и инструктор по туризму. Кто-то знаком с ним как с зэком, сидевшим в лагерях за драки. Кому-то Ложко запомнился как егерь и лесник. Кто-то помнит, что ему за его изделия из драгоценных камней присвоено звание “Заслуженный деятель искусств Республики Крым”.