Варлам Шаламов - Фёдор Раскольников

Как человек, гражданин, патриот Раскольников был в величайшем смятении в 1937 году. Как посол он держал в руках <���натяжение> самой последней конструкции. Раскольников хорошо понимал, какую пользу врагу принесет истребление командиров Красной Армии. Он не сомневался, что дело Тухачевского — прямой результат работы немецкой разведки. Расстрелы этим не ограничились. Исчез Дыбенко, старый товарищ по Центробалту, Кронштадту и Октябрю. Исчез Антонов-Овсеенко, исчез Александр Ильин, брат Раскольникова. Раскольников решает не ехать на вызов. Но как, что ему делать, смешаться с кучкой всяких тогдашних… лакать их похлебку с их ладони, жить на их подачки. Раскольников приезжает во Францию, в Париж, повидаться с Сурицем, старым своим сослуживцем. Уже то, что Раскольников приехал советоваться по такому вопросу, обличает великое смятение, в котором была душа Раскольникова. Во Франции в каких-то гостиничных номерах, в приемной советского посла Сурица палуба закачалась под ногами мичмана Ильина. В 45 лет судьба поставила тот же вопрос, что и в Кронштадте, что и на борту миноносца «Карл Либкнехт», штурмовавшего Энзели. Судьба требовала немедленного ответа в свойственном ей детективном жанре. Тут опять можно было рисковать покушением, как в Кабуле. Но как посоветоваться, как связаться с Бончем, единственным, кому Раскольников верил всю жизнь. Бонч в Москве, к тому же и сам Бонч в своих официальных письмах, приходящих через сто цензур, забормотал что-то насчет великой роли Иосифа Виссарионовича в ускорении строительства нового небывалого в мире культурного комплекса, нового здания Ленинской библиотеки, куда, по слову Бонч-Бруевича, уместятся все музеи мира. Что же может посоветовать посол, официальная фигура? Коллега Суриц советовал ехать и только ехать. Но Раскольников принял другое решение. Он сам переходит в атаку, исполняя свой долг коммуниста, делая то, чему учила его вся жизнь. Он пишет письмо Сталину и публикует его во французских газетах. В этом письме Сталин обвиняется в расстрелах военных, в обнажении фронта перед войной (война уже началась, только Советский Союз не был в нее вовлечен).

Он подвергает резкой критике только что предъявленный миру «Краткий курс» и обвиняет Сталина в намерении исказить историю. Мы знаем из переписки с Бонч-Бруевичем, какое огромное значение придавал Раскольников истории и притом марксистской истории, считая себя специалистом не только по Октябрю, но и по истории. Он создал исторический журнал «Пролетарская революция». И вдруг такой неожиданный сюрприз, как «Краткий курс» с искаженными событиями, самой грубой мазней. Он обвинил Сталина, что тот присвоил себе заслуги умерших.

Это — не действие какого-то «медленно действующего яда», как определил в Кабуле в 1923 году посольский врач отравление всего состава советского посольства. Это и не предупреждение чернокнижников, которое ползло, ползло слишком медленно по сравнению с космическим снарядом, реактивным лайнером, и все-таки достало, настигло, укололо жену советского посла в Афганистане Ларису Рейснер, которая умерла от брюшного тифа в 1926 году. Это и не действие яда мгновенного, тайны человеческих сосудов, его нервов, еще плохо изученных. Политик, революционер постоянно подвержен внезапной атаке со стороны своей собственной сердечной системы. Смерть от шока, от внезапного сужения аорты чуть не настигла на пляжах, на купании. Но здесь дело не в вульгарном шоке. Коронарные сосуды Раскольникова были сжаты той тревогой, той болью, тем оскорблением, которое было ему нанесено. И Раскольников умер через несколько дней после того, как попал в больницу. Это был вторичный, смертельный инфаркт. Было это 13 октября 1939 года. Так кончился последний бой мичмана Ильина. В ответ на это письмо Сталин лишает Раскольникова гражданства, объявляет его врагом народа. Тяжелое нервное потрясение приводит Раскольникова в больницу в Ницце всего через десять дней после опубликования своего письма Сталину. Раскольников умирает от острой сердечной недостаточности. Было ему всего 47 лет. Так кончился последний бой мичмана Ильина. От него осталось много документов, много воспоминаний, много стихов, посвященных его подвигам, всей его героической жизни. Остались его письма из Кабула, из Таллинна, Копенгагена, Софии. Послы пишут на хорошей бумаге, и письма всего этого времени выдержат длительное хранение, уверенно будут себя чувствовать в бессмертии. Но дороже всех документов останется удостоверение, выданное Реввоенсоветом на имя командующего Волжской флотилией. Это удостоверение настолько истерто от частого употребления и перегнуто по карману гимнастерки, что сразу можно понять, как часто приходилось предъявлять этот мандат в бессмертие. В 1964 году Особая комиссия не только возвратила доброе имя Федору Федоровичу Ильину-Раскольникову, но и признала его письмо Сталину образцом выполнения партийного долга в трудных условиях.

1973

Спиридонова М.А. (1884–1941) — один из лидеров партии эсеров.

Блейхман И.Ш. (1874–1921) — анархист-коммунист, член Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов.

Рошаль С.Г. (1896–1917) — председатель Кронштадтского горкома РСДРП(б).

Еремеев К.С. (1874–1931) — сотрудник редакции газеты «Правда», один из руководителей Октябрьского восстания.

Письмо Ф. Ф. Раскольникова от 19 августа 1923 г. «Пожалуйста, исправь свое жестокое отношение и приласкай мою бедную одинокую мамочку, если не ради нее, то меня <���…>. Ты показала себя такой нечувствительной. Как тебе не стыдно? <���…>. Если теперь она умрет с голода в непосредственной близости от тебя, то я тебе этого никогда не прощу. Посылаю тебе, моя милая, обожаемая малютка, кофе и мыло…». (ГБЛ, ф. 245, карт. 7, ед. хр. 53)

Вахрамеев И.И. (1885–1965) — заместитель наркома по морским делам в 1918 г.

Глебов-Авилов Н.П. (1887–1942) — главный комиссар Черноморского флота в 1918 г.

Шляпников А.Г. (1885–1937) — государственный деятель РСФСР и СССР.

Раскольников Ф.Ф. На боевых постах. — М., 1964.

Оношкович-Яцына А.И. (1897–1935) — русская поэтесса, переводчица.

ГБЛ, ф. 245, карт. 7, ед. хр. 53.

Обрадович С. Город. — М.: изд. «Кузница», 1923. С. 85.

ГБЛ, ф. 245, карт 12, ед. хр. 40. Подпись такова: «Ларуся, посылаю тебе написанную для ЦэКа автобиографию. Если заметишь нехорошие литературные обороты, то, по Дружбе, поправь. Если сочтешь автобиографию интересной для печати, то снеси ее в Истпарт, а мне это не позволяет сделать глупая скромность, хотя „Пролетарская революция“ настойчиво просила прислать ей подобный материал. Это копия, а подлинник я направил непосредственно в ЦэКа».