Владимир Бояринцев - Перестройка: от Горбачева до Чубайса

Вот таблица, составленная на основе данных С.В.Волкова о качественном составе офицеров:

К 1916–1917 годам «в составе офицерского корпуса оказалось несколько десятков тысяч людей с более низким уровнем образования. После февральского переворота были к тому же отменены всякие ограничения и по вероисповедному принципу, включая иудаизм».

Однако, нет никаких данных, которые свидетельствовали бы о том, что после отмены ограничений иудеи массово хлынули на фронт, но есть данные о поступлении евреев в офицерские училища, что позволяло затем развернуть в войсках антиправительственную пропаганду.

Практически изменение качественного состава офицерства выразилось в следующем: если во время событий 1905–1907 годов из 40 тысяч офицеров «не нашлось и десятка отщепенцев, примкнувшим к бунтовщикам, то в 1917 году среди почти трехсоттысячной офицерской массы оказались, естественно, не только тысячи людей, настроенных весьма нелояльно, но и многие сотни членов революционных партий…» (Волков).

Отношение к армии в российском обществе начало меняться еще до войны: министр просвещения генерал Ванновский отдавал всякого рода бунтующих студентов в солдаты, что давало возможность либеральной еврейской прессе нагнетать напряжение с тем, чтобы вызвать резкие протесты среди интеллигенции.

Сами же эти меры превращали почетный долг в отбывание наказания и поставляли в армию уже готовых агитаторов, разлагающих армию изнутри.

«К мундиру относились с презрением — «Поединок» Куприна служит памятником позорного отношения русского общества к своей армии. Военная служба считалась уделом недостойным: по господствовавшим в то время в интеллигенции понятиям, в «офицеришки» могли идти лишь фаты, тупицы либо неудачники, культурный же человек не мог приобщаться к «дикой военщине» — пережитку отсталых времен» (Кереновский А. История русской армии. М., «Голос», 1994).

После же событий 27–28 февраля и отречения императора Николая II в Петрограде происходили обезоруживания, избиения и убийства офицеров, то же самое происходило и на фронте, среди офицеров имелись также случаи самоубийства.

Кереновский отмечает, что кадровый офицер был «главной опорой русской государственности, живым воплощением русской совести. Его надо было ориентировать политически, не оставлять его в потемках…», следовало организовать для офицеров курсы политического характера. «Этого сделано не было — и в 1917 году русское офицерство, политически не ориентированное и вследствие этого растерявшееся, не сумело овладеть положением».

Временное правительство предприняло целый ряд организационных мер по разрушению армии: в апреле — мае было уволено большое количество высших офицеров (143, из них 70 — начальники дивизий).

«Высшее военное руководство было терроризировано, и многие из оставшихся на постах не решались противодействовать развалу. К середине мая, после окончания тучковской «чистки», из 40 командующих фронтами, армиями и их начальников штабов только 14 имели мужество открыто бороться с «демократизацией», тогда как 15 ее поощряли и 11 оставались нейтральны. Впоследствии (с 1918 года) 19 из них сражались в белых армиях (в т. ч. 10 боровшихся против демократизации, 7 нейтральных и 2 поощрявших), 14 не участвовали в борьбе (3, 4 и 7 соответственно) и 7 служили у большевиков (в т. ч. 1 противник демократизации и 6 поощрявших ее)» — из книги С. В. Волкова (по данным и воспоминаниям Деникина и Врангеля).

С катастрофой на фронте совпало вооруженное выступление большевиков в Петрограде, но оно закончилось «полной победой правительства, не захотевшего, однако, этой победой воспользоваться» (Кереновский).

Выступление было подавлено прибывшими с фронта частями. Партия большевиков разгромлена, Ленин скрылся в Финляндии, Троцкий, Нехамкис, Крыленко и другие были арестованы.

Временное правительство возглавил Керенский, военным министром стал террорист Савинков. Первым распоряжением Керенского из столицы были удалены фронтовые войска как «слишком контрреволюционные», были освобождены все арестованные большевики. Но еще до этого распоряжением Либермана (Чернова) из тюрьмы был освобожден Бронштейн (Троцкий).

Это тот самый Чернов, который служил в германской разведке, а по совместительству занимал во Временном правительстве пост министра земледелия. «Керенский считал это вполне нормальным и допустимым, предупреждая только военачальников не сообщать секретных сведений в присутствии «товарища Чернова». Освободив большевиков, Керенский распорядился арестовать генерала Гурко, к которому питал личную неприязнь» (Кереновский). Одновременно был смещен и командующий Северным фронтом генерал Драгомиров.

Кереновский отмечает: «Говоря о генерале Гурко, не следует упускать большого вреда, принесенного им в Ставке зимней реформой армии и самовольной отменой в январе 1917 года посылки гвардейской конницы в Петроград. В первые недели революции, приняв Западный фронт, генерал Гурко всячески поощрял новые порядки».

«Вся Россия превратилась в один огромный сумасшедший дом, где кучка преступников раздала толпе умалишенных зажигательные снаряды fа администрация исповедовала принцип полной свободы этим умалишенным во имя «заветов демократии»» (Кереновский).

Генерал Корнилов, ставший Верховным главнокомандующим, отчетливо видел создавшееся катастрофическое положение, считал, что его можно исправить только установлением сильной власти на диктаторских началах.

Страх Керенского перед генералами германскими пересилил его неприязнь к генералам русским. Был согласован вопрос о создании директории в составе Корнилов, Керенский, Савинков, и в район Петрограда двинут с Румынского фронта конный корпус генерала Крымова.

Но, боясь потерять власть, Керенский пошел на предательство по отношению к генералам, и 27 августа Россия была потрясена манифестом Временного правительства, объявившим генерала Корнилова вне закона. «В этом манифесте Керенский называл героя Карпат «изменником»… Когда в июле ему были представлены доказательства службы большевиков у германского командования, то Керенский Ленина «изменником» не называл» (Кереновский). При этом громче всех об «измене Родине» кричал Либерман (Чернов), уже третий год служивший в германской разведке.

В ответном воззвании Корнилов заклеймил Временное правительство как «немецких наемников», но пока Корнилов бездействовал в Ставке, «Керенский приказал военачальникам не подчиняться мятежному Верховному, а войскам не повиноваться начальникам. Он амнистировал арестованных большевиков, призвав их к совместной защите завоеваний революции, и приказал раздать оружие революционному петроградскому пролетариату» (Кереновский). В свою очередь генерал Крымов, не получая известий из Ставки, задержал свои войска и поехал выяснять отношения в Петроград, после чего покончил жизнь самоубийством.