Газета Завтра Газета - Газета Завтра 463 (41 2002)

В истории о великом императоре этот красноречивый факт обойден стороной: ни о дурном, ни о болезнях не принято заострять внимание. И, в общем-то, это верно. Если это не черта характера, если не особенность поведения деспотической натуры. И поэтому историческим хроникам, где чувственная сторона властителей обойдена стороной, и нет особенной веры. Ученый абсолютизирует факт, помещая его под особый угол к солнцу, освещая его особенным образом, как то бы хотелось Господину его. Писатель же подвластен чувству, образу, красоте слова, духу, совести, собственным страстям, и факт оттеняется уже по-другому; те шероховатости, сколы и раковины, которые историк обходит будто бы из-за незначительности своей, у писателя вдруг играют роль решающую. Потому столь различна история с той и другой стороны. Это как бы пальто навыворотку, так модное в начале прошлого века.

Так вот, Петр — фигура в русской истории безусловно трагическая, был написан красками солнечными и назван Великим. (Хотя при строителестве города в устье Невы погибли более миллиона крестьян.). А Николай Первый повесил пятерых заговорщиков , предотвратил национальную катастрофу и за это был назван Вешателем, Палкиным., душегубцем, кровопийцем, и злые наветы на государя, при котором все стороны русской жизни получили особенный расцвет, продолжаются по нынешний день, словно бы выбиты зубилом в граните на вечные времена. Потому что царь повесил масонов, вольных каменщиков, радетелей братства и прав человека, могильщиков империй, устроителей рая на земле для избранных.

На Алексее Михайловиче как бы прикончилась истинная русская жизнь с ее древними корневыми обычаями; Петр заменил русское на немецкое, вводил в Россию неметчину. Хотя он и не признан был, как Горбачев, лучшим немцем, но славы в тамошних землях досталось и ему.

Если бы я писал в " Расколе" не о религиозной стороне сумятицы, а о царском быте, то, конечно бы, показал широкое хлебосольство Алексея Михайловича; его повседневные обильные гоститвы с сотнями пирующих, множество кушаний, красоту убранства и посуды, открытость, но и чинность стола, верность родовым обычаям, когда государственные вопросы разрешались тут же, в долгом застолье, где ссора иль дикая брань, иль невоздержное пиянство были за редкостью, и царь сурово наказывал провинных, не откладывая кару в долгий ящик. А представьте эти пестрые картины престольной, исполненные в цвете, ибо даже простолюдин носил тогда одежды цветные, праздничных тонов; и вот среди этого кишенья народу, расталкивая толпу криками и камчатными плетями, а то и батожьем, спешат спосыланные государем нарочные приставы и стряпчие в окружении слуг, и несут на огромных подносах, блюдах и в судках жалованных государем с обеда жареных лебедей и дичину всякую лесную, и припущенную в соку рыбу, и метровых осетров с яблоками, и паровых щук, и поросят с гречневой кашею, и плоды, и взвары, и питья всякие, — тем самым отмечая государева человека за верную службу , напоминая, что царь ценит, царь не забыл трудов своего верного холопишки.

Отец вел обеды, согласные с древними обычаями, а Петр перевел их в загулы, дикие пьянки с оргиями и дебошами, и хулиганством, и дерзкими насмешками над знатными, родовитыми гостями; и много в этих застольях было иностранцев, как близких доверенных лиц, те задавали тон в пиру, не чинились с русской знатью, а после разносили дурные слухи по Европе, рассказывая о дикости северных варваров.

Петр открыл окно в Европу; но в окно порядошные люди не ходят, туда лезут проныры и плуты всякого рода, солдаты удачи , мелкие воришки-форточники, секретные агенты, а дородному тароватому купчине нужна распахнутая дверь с верными приглядистыми слугами в сенях, кто постоянно напоминал бы гостю, что он в чужой стороне и должен вести себя прилично, без хамства и чванства. Ворота же в усадьбу распахивают почестному гостю, когда все в хозяйстве урядливо и есть кому двор оборонить в случае вероломства и внезапной спотычки.

Петр выиграл баталию при Полтаве, но взбодренный удачею с седла так и не слез, а продолжил брани со своим народом уже в родных палестинах, чтобы полностью искоренить волю, взять смерда под надзор и приковать его к назначенному месту, чтобы он не имел привычки шляться и колесить по Руси; а то, не дай Господь, еще на открывает новых земель, а после с ними попробуй сладить. С Петровским хомутом на православную шею воистину и началось новое время.

Мне скажут, де вот ты Петра Великого костеришь — значит, умнейшие мужи прошлого были глупее тебя? Отнюдь… Много было мудрецов при дворе Романовых, но всяк хочет носить кафтан с золотыми галунами и есть сдобные пышки. Во-вторых, большое видится на расстоянии. И в-третьих, Россия после великих потрясений нуждалась в единогласии, тогда всякая мысль не в строку считалась ересью. Да и очарование Пушкина Петром Великим было временным, пока он прижимался к европеизированным заговорщикам, а после их взгляды на будущее России разбежались так далеко, что не разглядеть было их общего исхода.

Ученые историки уводят от истины, невольно подчиняясь дворцовой идеологии; иначе с места погонят и шею намылят. Литература же имеет свойство очаровывать и тоже уводить от правды. Увы!.. Алексей Толстой написал блестящий, может, и гениальный лубок про великого императора, который был приятен, нужен верховному вождю в те дни, когда решалась судьба России и заговорщики нажимали на пяты, и примеряли к шее Сталина удавку. Толстой написал портрет Петра с восхищением поклонника, но не с проницательностью талантливого писателя. И этот Петр 1 устоялся в нашем сознании, как Григорий Мелехов из-под пера Михаила Шолохова, и сломать стереотип, чтобы создать верный исторический образ, почти невозможно при всем нашем искушении восстановить истину. Ибо этот Петр уместился уже в каждом сердце, как слепок с лица покойного. Так искажается история, когда все вроде бы и верно, но с помощью света и тени лепится не правда характера или исторического действа, но легенда и миф. Увы, этого мифа зачастую требует сама жизнь. Попробуйте писать правду во время войны — и вы сдадите государство врагу.

Этот прием теперь используется широко во многих кинолентах и книгах о добрых разбойниках и совестливых бандитах, для кого чужая жизнь-полушка, но смерть друга по шайке оплакивается слезами величиной с астараханскую сливу.

Раскол народного сознания всегда предшествует революции и национальной драме. Чтобы уронить власть, а после подхватить, надо сначала ее оплевать, а парадные ворота, все святыни, все закоулки жизни обмазать дегтем. Не хочется думать, что именно Петр задумал интернационализацию России, но замыслы его удивительно точно исполнились нынче.