Пьер де Вильмаре - Досье Сарагоса

Геббельс беспокоился напрасно. За все годы с 1937 по 1945 не было ни одного примера, когда бы вмешательство Мюллера прервало игры высшей элиты нацистских руководителей, даже если многие из их любовниц были коммуни-стического происхождения и как таковые проходили по картотекам Гестапо. За исключением одного или двух случаев, Мюллер не пытался даже встречаться с ними, чтобы заставить их говорить. Зато начались волны арестов и депортаций католиков и протестантов, подозреваемых в том, что у них были или же они пы-тались завязать контакты с Западом. Истребление группы «Белая Роза» — это один из примеров.

Репрессии обрушились также на еврейские круги, ибо не стоит забывать, что в 1943 году в Берлине еще жило больше половины евреев, зарегистрированных в 1939 году. Были арестованы также несколько парашютистов, советских агентов, заброшенных через Лондон. Но на самом деле требовались несколько жертв, чтобы сберечь тех, кого любой ценой хотела спасти Москва. Кроме того, Мюллер не мог лично присматривать за каждым из 40 000 полицейских Гестапо, ко-торые подчинялись его организации в Германии и на оккупированных террито-риях. Впрочем, Кальтенбруннер на бумаге был верховным руководителем внут-ренней безопасности со своими собственными полицейскими, а Гестапо, по-видимому, было ограничено политическими расследованиями и операциями большой радиоигры.

То, как проводились некоторые репрессии с лета 1941 года, возмущало некото-рых нацистов, в том числе Альберта Шпеера, ответственного за милитаризацию и координацию экономики Рейха во время войны. Он был не единственным в это время, кто выступал против карательной «работы» айнзацгрупп, которые, под предлогом уничтожения евреев и славян, осуществляли такие широкомасштабные и бессмысленные убийства, что реакция на них только подталкивала уже и без того разочарованных русских к тому, что они снова стали переходить на сторону Сталина.

Не нужно забывать, что Борман был одним из наиболее рьяных противников проектов немецких военных о создании в Вермахте русской армии со своими нашивками, своими флагами и другими собственными знаками различиями, в то время, когда больше половины из двух миллионов русских, ушедших на запад или попавших в плен с 1941 года, только и просило немцев взять их к себе на военную службу.

Лучше и нельзя было посеять необратимую ненависть между немцами и восточ-ными нациями, в тот момент, когда их союз привел бы к поражению коммуниз-ма.

11.3. Настоящее бюрократическое безумие

Поддерживая и усиливая ненависть с помощью репрессий против славян и ев-реев, Борман и Мюллер служили некой концепции будущего, которому неодно-кратно не удавалось принять четкую форму после 1945 года. Таким образом, немецкий Гулаг все больше наполнялся с 1943 года, и еще больше в 1944 году. Мы не будем тут особо говорить о тех 2–3 % людей, которых мы назовем «по-четными ссыльными», добавившихся к прецедентам в последние месяцы войны. В этих рамках Мюллер разыграл свои карты, отбеливая таким способом агентов, которые после 1945 года будут использовать сам факт своего заключения в ла-герь как аргумент, чтобы войти в фалангу «героев», благодаря которым в Евро-пе была восстановлена демократия…

Но были также и настоящие герои. Например, летом 1944 года аресты обруши-лись на сотни членов НТС, Народно-трудового союза российских солидаристов, организации, родившейся в конце двадцатых годов для борьбы против совет-ского коммунизма. Конечно, через НТС, как и через все организации русских белоэмигрантов, проникали советские агенты. Но когда Гестапо в июне 1944 года наносит свой удар в Бреслау, в Берлине, в Вене, в Польше и т. д., то те, кого бросают в тюрьмы и пытают, отнюдь не являются наемниками. Гестаповцы карают только тех руководителей этого движения, которые действительно являются русскими, украинскими, белорусскими националистами и признанными противниками Советов. Их обвиняют в антигерманской пропаганде, в выдаче государственных тайн, связях с советскими партизанами! Некоторое количество активистов пощадят…. и мы снова увидим их свободными после войны, как бы по воле случая, либо в СССР, либо просочившихся по воле КГБ в русскую эми-грацию на Западе.

(Автор лично знал некоторых руководителей НТС — Георгия Околовича, Влади-мира Поремского, Романа Редлиха. КГБ в начале 1950-х пытался ликвидировать первого, и убил некоторых других в тот самый период. — прим. автора.)

Но занимается этими ликвидациями отнюдь не Борман, а Мюллер. Борман в этот момент охвачен настоящим бюрократическим безумием. Не проходит и недели, чтобы им не было подготовлено один, два, три циркуляра. В январе распоряже-ние № 8 касается новых условий принятия в партию; документ от 18 февраля посвящен необходимости «продолжения производства мороженого, так как граждане не должны быть лишены этого удовольствия»! Это правильно, потому что у этих самых граждан осталось очень мало удовольствия во время системы карточного распределения и постоянных бомбежек. Директива № 41 разрешает отныне «приносить свою еду в гостиницы», № 114 рекомендует партийным кад-рам чтение последнего труда Ганса Ригельмана «Европейские династии и их связи с франкмасонством»; другая, датированная 31 мая, излагает «действия, которые партия должна организовать в случае вторжения»; и, несколькими неделями позже, № 227 запрещает любую эвакуацию завода или населения без категорического разрешения подписавшего.

(Интересно, что только Йозеф Вульф, автор одной из двух вышедших в 1960-х годах биографий Бормана («Мартин Борман — тень Гитлера», опубликована в Германии в 1962, во Франции в 1963) описывает эту бюрократическую горячку, ни слова не говоря, разумеется, ни о секретных делах Бормана, ни об его «склонностях» к Востоку. Другая биография, «Секретарь. Мартин Борман — че-ловек, манипулировавший Гитлером», написанная Йохеном фон Лангом, опус-кает абсолютно все, что касается германо-советских отношений. — прим. авто-ра.)

11.4… А также коммунистические любовницы

Еще забавнее, если бы тут только было до смеха, был циркуляр № 466 от 1 но-ября 1944 года, посвященный «разведению маленьких животных». И все это в то время, когда Борман из логова фюрера в Растенбурге пишет один или два раза в неделю длинные письма своей супруге Герде и одной из своих любимых подруг, актрисе Мане Беренс. Между тем он ежедневно принимает от трех до пяти высокопоставленных лиц Рейха. Что не мешает ему также поддерживать близкую и постоянную связь с маленькой, неприметной, но соблазнительной блондинкой, второразрядной актрисой Марией Рубах Шпангенберг.

Существование этой Марии вышло из американских архивов только примерно через сорок лет после войны, и при этом никто этим не заинтересовался. А ведь эта молодая женщина входила в секретный аппарат коммунистической партии. Она была в нем даже очень активна, как заявляла ее подруга Шарлотта Пол-лекс допрашивавшим ее сотрудникам американской разведки УСС!