Лев Вершинин - Россия, которую мы догоняем

Так это или нет? Не знаю. Точно известно, что наступательный «план Далет», принятый командованием «Хаганы», в самом деле предусматривал взятие под «временный контроль» всех арабских населенных пунктов, до которых дотянутся руки, — с целью затем, после провозглашения независимости, иметь козыри для политического торга. А вот с изгнанием сложнее. Скажем, заняв крупный город Цфат (80 % населения — арабы), как указывает иорданская исследовательница Бану аль-Хат, «евреи были шокированы, когда город оказался в их руках без единого арабского жителя», а почему так вышло, разъясняет никто иной, как сам Абу-Мазен, нынешний глава Палестинской Автономии. «Мы покинули город ночью, — пишет он в мемуарах, — и пешком направились к реке Иордан (…) Люди имели мотивацию бежать. Они боялись возмездия со стороны сионистских террористических группировок, особенно тех, которые действовали в самом Цфате. Те из нас, кто жил в Цфате, боялись, что евреи захотят отомстить нам за то, что случилось во время восстания 1929 года. Это было в памяти наших семей и родителей. Они поняли, что баланс сил изменился и поэтому целый город был брошен на основе этого рационального выбора — спасение наших жизней и имущества». Также документально подтверждено — в том числе арабами и англичанами, — что при капитуляции Хайфы еврейская сторона настаивала на том, чтобы арабское население никуда не уходило, гарантируя отношение к мусульманам как к «свободным и равным согражданам», и многие поверившие остались благополучно жить в городе. Однако большинство, не посмев ослушаться лидеров общины, эвакуировалось. Ну и, конечно, не секрет, что города, старавшиеся держать нейтралитет, не пострадали вообще, — скажем, после бегства отрядов АОА из знаменитого Назарета уйти в изгнание не пришлось ни одному жителю (правда, тамошние арабы в основном исповедовали христианство).

В общем, непросто. Но разобраться в этом вопросе досконально, а тем паче озвучить реальную истину смогут позволить себе разве что наши внуки, если не правнуки. Для нас же сейчас главное, что «час Х» неуклонно приближался. Именно в это время старик Абдалла, кстати, и нашел время для встречи с делегацией Еврейского Агентства, сделав им предложение, которое, как мы знаем, не было принято, а 14 мая, не без труда сломав сопротивление скептиков как в Палестине, так и за рубежом, Давид Бен-Гурион провозгласил независимость Государства Израиль, «национального дома рассеянных по свету евреев». Текст Декларации призывал арабское население «блюсти мир, участвовать в строительстве государства на основе полного гражданского равноправия и полного представительства во всех его учреждениях, временных и постоянных».

Что касается соседей, им «протягивали руку мира» и «предлагали добрососедские отношения». Однако мало кто обманывался: спустя несколько часов армии пяти сопредельных стран пересекли границы уже не подмандатной территории, а муфтий Амин Аль-Хусейни из своего бейрутского далека огласил фетву, обращенную к пастве: «Я объявляю священную войну, братья! Убивайте евреев, убивайте их всех, всех, всех!». Чуть позже генеральный секретарь ЛАГ, египетский дипломат Аззам-паша, официально уведомил ООН о начале вторжения, целью которого являются «защита жителей Палестины от сионистской агрессии, в результате которой четверть миллиона арабов были изгнаны из своих домов» и «создание единого демократического государства, где все жители будут равны перед законом».

О каком «едином государстве» шла речь, не уточнялось, но на эту тему все давно уже было сказано. А более конкретное, для, скажем так, внутреннего пользования предназначенное толкование ситуации тот же г-н Аззам изложил в интервью каирскому радио: «Это будет быстрая война. Это будет война на уничтожение, молниеносная бойня, о которой будут вспоминать, как о монгольских избиениях и о крестовых походах».

Вторжение означало уже настоящую, «правильную» войну, хотя, разумеется, и не отменяло войны между общинами, — и хотя было сложно, но арабам с самого начала, скажем так, везло меньше. Не потому, что трусы. Просто яйца мешали. Во-первых, они дрались всего лишь за победу, а для евреев ставкой была жизнь — и это сознавали все, от мала до велика. Тем более что уходившие прямо с транспортов на фронт прибывали из Европы, а этих, выживших, уже трудно было чем-то напугать. К тому же арабские ополчения, в отличие от еврейских, для которых военная подготовка была нормой жизни, мало понимали, что такое дисциплина, не знали элементарных премудростей, а их лидеры, мягко говоря, не понимали друг друга. А то и хуже. Мало что, как выяснилось, меняла и поддержка извне: качество арабских армий оставляло желать лучшего. Ливанские части ничем не отличались от тех же ополчений, сирийские выглядели более прилично, но коррупция была такая, что первые несколько месяцев солдатикам приходилось воевать без патронов, а по итогам войны офицерскому корпусу пришлось делать переворот и разбираться со снабженцами. Египет, по большому счету, не понимал, ради чего воюет — «священная война» велась, в основном, в угоду национальной интеллигенции и муллам, так что особого героизма потомки фараонов не являли, хотя быстрее лани тоже бегали редко. Единственной серьезной, реальной силой, как и предполагалось до событий, проявил себя трансиорданской «Арабский Легион», но братья по оружию не очень доверяли старому Абдалле. И как показала жизнь, были правы. Не без труда, но все-таки вытеснив еврейские формирования из Святого Города (центра Иерусалима) и с большей части земель, ныне именуемых Палестинской Автономией, мудрый потомок Пророка забил на все и затормозил войска. Позже командующий легиона, Джон Глабб, признал в мемуарах, что реальной целью короля была исключительно «оккупация как можно большей части Палестины, отведенной для арабов планом ООН 1947 года». То есть человек забрал свое, свое, кровное (Трансиорданию-то отрезали от Большой Палестины всего за 30 лет до того, силком), а что касается евреев, так, собственно, ничего против существования Израиля, если тот сумеет отбиться, Его Хашимитское Величество не имел.

На евреев, в общем, играл и «международный концерт». Лондон, понятно, сочувствовал арабам, но тихо, чтобы не сердить Америку, Америка подыгрывала в обе стороны, Европа, на какое-то время пристыженная известными кадрами из Дахау, помогала Израилю, чем могла. А что особенно важно, сходную, даже еще более ясно выраженную позицию занимал Сталин, уважение к которому выросло почти до уровня уважения к Марксу (позже разного рода силам придется очень постараться, чтобы науськать Москву на Тель-Авив, а Тель-Авив на Москву). Ну и, понятно, изо всех сил старались сами евреи. Первым законодательным актом новенькой страны стал изданный 26 мая указ о создании Армии Обороны Израиля (ЦАХАЛ). Отныне именно она стала единственной законной вооруженной силой в стране. Партийные формирования обязаны были войти в ее состав (остаться самими собой им позволили только в тогда «автономном» Иерусалиме). Не возразил никто. И Бегин, и Шамир вполне соглашались с тем, что армия у государства может быть только одна. Правда, учитывая лютую, годами культивируемую ненависть социал-сионистов к «фашистам Жаботинского», а также и вполне взаимные чувства правых после операции «Сезон», на первых порах «ревизионистам» позволили формировать в ЦАХАЛе отдельные части. Так сказать, во избежание. Ну и воевали, понемногу учась взаимопониманию. Но получалось не очень хорошо. Требовалось оружие. Много оружия, хорошего и разного, и чем больше, тем лучше. А тут, как назло, через несколько недель после старта случилось перемирие, на время которого поставки оружия были запрещены ООН, и у ЦАХАЛа возникла проблема. Запрет, конечно, распространялся на всех, но арабам железо шло через границу от братьев, и хрен проследишь, а вот Израиль мог рассчитывать только на поставки морем, которое контролировали всегда готовые услужить англичане и их канадцы.