Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6436 ( № 43 2013)

Поэтому идеологическая оппозиция в России – это, скорее, маргинальная субкультура, чем политический институт. Своего рода тусовка.

Такой же маргинальной тусовкой стал и Координационный совет оппозиции. Не оправдались ожидания тех, кто полагал, что на волне либерализации партийного законодательства станут формироваться новые политические силы, которые сметут «прозаседавшихся» долгожителей в лице КПРФ или ЛДПР. И это не показатель силы и стабильности данных партий, а, скорее, показатель слабости партий вообще, они отвергаются массовым сознанием.

Не думаю, что в событиях в Бирюлёве политическая компонента была более значимой, чем обычно. Катализатором превращения разлитых в обществе «антикавказских» настроений в организованные погромы стали не партии и не политики.

Мы видим, что в нашей стране интересы кланов, федеральных и местных, легальных и криминальных, имеют большее воздействие на организацию граждан, чем политические структуры. Об этом напоминают и выборы в Красноярском крае, где прекрасного результата добивается «партия» местного авторитета Анатолия Быкова, о котором со времён его борьбы с генералом Лебедем мы почти ничего не слышали.

По мере ослабления эффективности принятия решений в Центре, а она ощутимо ослабевает, именно подобными «группами влияния» и будет определяться политический процесс, особенно в удалённых от Москвы экономически сильных регионах. Да и в Центре политическая динамика определяется не борьбой партий, а войной кланов. Складывается впечатление, что президентская команда всё менее уверенно противостоит их аппетитам и амбициям, а иногда начинает их даже лоббировать[?]

Всё это означает, что легальные формы смены или обновления власти в ближайшее время не заработают. Власть будет оставаться в тех или иных руках по праву силы и до тех пор, пока не вырастет кто-то ещё сильнее. Тогда возможно всё, включая разного рода дворцовые перевороты и уличные беспорядки. Но оппозиция и тут останется статистом.

Опрос подготовил Сергей ВОЛОДИН

Теги:оппозиция , парламент

О факторе большинства в современном обществе мне пришлось задуматься в ходе недавнего российско-германского форума "Петербургский диалог". С российской стороны форум оказался оккупирован представителями «гражданского общества». Они добросовестно излагали неолиберальный взгляд на социальное строительство. Мне довелось услышать, что сегодняшний мир чужд традиций - культурных, исторических, религиозных. Это пройденный этап. Не существует и коллективного субъекта, разделяющего ту или иную традицию. Общественные связи возникают как бы сами собой, в порядке свободной конвенции, здесь и сейчас – как если бы мы все оказались колонистами на далёкой планете и нам бы пришлось начинать жизнь с чистого листа.

В числе слушателей были российские и немецкие студенты. Получив слово, я, не тратя времени на полемику, заговорил о другом. Напомнил немецким студентам о трагических страницах в истории их страны. О том, как Германия была унижена Версальским договором, как ущемлённое национальное чувство было использовано Гитлером для построения расистской утопии. Как германская нация испытала горечь поражения и бесчестия, была раздавлена и расчленена, но смогла возродиться, стать сегодня правительницей континентальной Европы, воплотить мечту Карла Великого. Благодаря кому нация восстала к новой жизни? Конечно, благодаря народному большинству и его традициям. Российские участники бурно возмущались моими речами. Немцы тихими голосами задавали вопросы. Как определить традиционные ценности? Как функционирует современная система колониализма? Существует ли социальное измерение этики?

Нужно было видеть, как в кулуарах молодые немецкие юноши и девушки поодиночке, оглядываясь по сторонам, пробирались ко мне, чтобы выразить благодарность и пожать руку. Они давно ничего подобного не слышали, они разделяли мои взгляды, но не думали, что на официальном форуме в Петербурге можно произносить такие слова. И только одна немецкая студентка, не проявившая ни восторга, ни раздражения, захотела уточнить мою позицию. Она спросила: «Что такое большинство?» В тот момент вопрос меня не удивил. Мне казалось, всё моё выступление было ответом на него.

Вспомнить об этом эпизоде меня заставили события в Бирюлёве.

Прежде всего потому, что фактор большинства, сыгравший громадную роль в протестах, мало чем отличавшихся от беспорядков в Греции и во Франции, похоже, так и не был учтён властью во время «разбора полётов».

Что, собственно, произошло? Мы все прекрасно знаем, что национальные диаспоры стали в России негласным субъектом политики. Мощным и влиятельным. В Москве есть анклавы, где этнический криминал подменяет собой законную власть. Эти территории выпали из-под российской юрисдикции, но мы стараемся не думать об этом. И лишь когда мы слышим речи адвоката Хасавова или полицейскому пробивают голову, наступает кратковременное прозрение.

Когда власть рассматривает то или иное убийство как «частный случай», возникает ощущение, что она не заинтересована в наведении порядка. А это неизбежно вызывает соблазн навести его собственными силами, что ведёт к беспорядкам, битью витрин и переворачиванию автомобилей. Вот к чему приводит пренебрежение к интересам, традициям и культуре большинства.

Национальное большинство в его исконном понимании – это просто люди с общими традициями, интересами, правовой культурой и историческими задачами. Независимо от «формы лица». Но понимают ли это госчиновники? Судя по двусмысленной реакции на бирюлёвские события, не вполне.

Хотелось бы надеяться, что такая шаткость представлений – остаточное явление, результат господства той постмодернистской этики, из пут которой и Россия, и остальная Европа понемногу выбираются.

Но до сих пор ещё приходится слышать, что «в сложном, меняющемся мире» интересы людей не сводимы к единому знаменателю. Или наоборот: что большинство существует лишь как носитель тоталитарного «анонимного сознания». Лично мне последний тезис напоминает мораль советской продавщицы: «Вас много, а я одна»[?]

Вспомним историю Европы. Именно фактор большинства, во всяком случае городского большинства, стал двигателем буржуазных революций, которые утвердили в мире господство либеральной модели. Но в начале XXI века процесс вошёл в стадию самоотрицания. «Большинство», как и сама «демократия», неудобно правящему слою, оно слишком связано с традицией, с нравственными устоями, мешает диверсификации культур и моделей поведения. Отсюда попытка дискредитировать категорию «большинства». Именно дискредитировать, а не отменить. Ведь открыто порвать с демократической традицией – традицией vox populi – было невозможно. У многих ещё стояли перед глазами страницы прочитанных в школе учебников. При резком развороте от демократии к либеральному элитаризму лодка могла бы перевернуться: это означало бы смену основного гражданского культа, к которой общественное мнение Запада было не готово.