Самуил Лурье - Взгляд из угла

Но, по-видимому, есть такие учреждения - такие, вернее сказать, институты власти, единственное назначение коих - сочинять и разыгрывать политические конфликты. Это фабрики интриг - дворы феодальных властителей, центральные комитеты правящих компартий, а также администрация президента РФ.

(Забавное, кстати, название: плод явного недоразумения. Наслышались по телевизору: администрация президента Рейгана, администрация президента Клинтона, - а мы, дескать, чем хуже? пусть будет и у нас! правда, там это просто-напросто правительство...)

Такие учреждения стоят, лишь покуда вращаются: наподобие волчка. Там действуют только две силы: центробежная и центростремительная. И удержаться в них - как на колесе смеха, - способ один: ползком (наперегонки) пробираться к центру и обхватить обеими руками ось.

И вот, если приравнять этот аттракцион к государству, то и получится иллюзия: будто политический процесс - это спортивный матч, и судьбы государства решаются сшибкой команд. С тем, однако, существенным от спорта отличием, что зрителей на игру не допускают.

Им показывают ее через специальное устройство, через целую систему линз и фильтров, называемую - кремлевский журналистский пул.

Елена Трегубова несколько лет проработала в этой системе - одним из стеклышек на сколько-то диоптрий. Мыслящей такой линзой, своенравной: в конце концов, после неоднократных и неудачных попыток подкрутить - ее заменили.

А до тех пор она чуть не ежедневно бывала в Кремле, часто и подолгу разговаривала с главными тамошними игроками. Теперь вот - написала про них книгу, полагая - как и мы, читатели, - что портрет команды - все равно что код доступа к самой игре: откроет если не смысл сюжета, то хотя бы стимулы и правила.

Книга называется "Байки кремлевского диггера", вышла с неделю назад и уже превратилась в литературный хит политического сезона, в политический - литературного.

Действующие лица (не знаю, как их расставить по нынешнему ранжиру): Ельцин, Путин, Сурков, Ястржембский, Чубайс, Немцов, Волошин, Юмашев, Дьяченко, Шабдурасулов, Лесин, Березовский, Евтушенков... Есть и другие, но я перечисляю только тех, кто попал в фокус.

Есть и сюжет, хотя и не в нем сила этой увлекательной книжки: кремлевская пресс-служба, на глазах превращаясь в цензуру, всячески гнобит молодую, красивую, талантливую, принципиальную, остроумную, дерзкую журналистку Елену Трегубову. Сюжет интересен, поскольку освещает быт и нравы придворной челяди, но и бросает на автора несколько комическую тень. В этой труппе погорелого театра, напоминающей свиту короля из бессмертного "Обыкновенного чуда", чувствовать себя героической личностью - должно быть, нелегко, особенно - такой насмешнице, как Елена Трегубова. Но ей как-то удается принимать себя совершенно всерьез. Хотя работа у нее - как у всех остальных: лепит новости из мнимостей, обшивает понемногу фестончиками волшебное платье короля.

Но это уже проблема автопортрета, и самомнения, и обаяния, и кокетства.

Книга замечательная, независимо от этих пустяков. Странным образом в ней перемешались два голоса: один - скажем, сопрано - щебечет разный милый вздор - автобиографический, светский, дамский. Другой голос - гораздо резче и тяжелей - принадлежит уму, безжалостному, бесстрашному.

"Я поняла, что он - просто гениальный "отражатель", что он как зеркало копирует собеседника, чтобы заставить тебя поверить, что он - такой же, свой. Впоследствии мне приходилось неоднократно наблюдать этот его феноменальный дар во время встреч с лидерами других государств, которых он хотел расположить к себе. Это поражает даже на некоторых нынешних официальных фотографиях, где удачно схвачен момент - вместо, скажем, российского и американского президента там вдруг сидят и улыбаются друг другу два Буша. Или два Шредера..."

И много-много таких - острых и блестящих, и горестных замет разбросано по книге. Ее, несомненно, прочитают взахлеб. Она раскрывает тьму мелких, как правило - гнусных секретов. И усугубляет (и автор вполне отдает себе в этом отчет) ощущение главной тайны: отчего же наша так называемая политическая реальность настолько фальшива и бессмысленна?

Точно и вправду где-то за кулисами режутся какие-то ражие в клетчатых юбках.

Пять лет миновало с той несчастной ночи, когда убита была Галина Старовойтова.

Поднималась по лестнице, уже нащупывая в кармане плаща ключи от квартиры, - вдруг целующаяся парочка у стены развернулась - ужасные лица, вспышка, грохот, боль, последняя мысль, смерть.

Убийцы не названы, заказчики не опознаны. Главный негодяй, автор, так сказать, идеи - расхаживает по начальственным коридорам, при случае произносит по телевизору государственные слова. Галина Васильевна лежит в Лавре, на Никольском, так и не став ни президентом, ни губернатором, ни министром (обороны, к примеру), ни даже ректором МГУ.

А нам остается гадать - какой была бы сегодня Россия, не случись этого гнусного преступления. И многих других: ведь за свободу погибли многие, лучшие из лучших. Смолкли, как говорится, честные, доблестно павшие. Смолкли - если я верно помню следующую строку, - их голоса одинокие.

- Где Андрей Сахаров? - Затоптали. - Дмитрий Холодов? - Разорван в клочья. - Лариса Юдина? - Задушив, для верности утопили. - Юшенков? - Застрелен. - А с Юрием Щекочихиным что? - Спросите у душегубов, - да не скажут они.

Теперь вот еще и Отто Лацис до полусмерти избит - разумеется, неизвестными. Конечно, неуловимыми. Полицейских всякого рода у нас больше, чем в любой другой стране (вот только не знаю насчет Китая), - не странно ли, что профессия российского киллера - одна из самых безопасных?

А зато под смертельной опасностью ходит тот, кто громко говорит. Если, конечно, он говорит правду, а именно - что хватит воровать и хватит воевать. И что многовато у нас полицейских всякого рода. И что не видать России счастья без свободы, а свободы - без раскаяния за прежний образ жизни.

Галина Васильевна говорила эту самую правду - такую, казалось бы, очевидную - не громче всех. Пожалуй, не ярче. Но слушали Галину Васильевну охотнее, чем других.

Каким-то чудесным образом в ней одной сошлись черты, способные примирить толпу - с человеком выдающимся. Все видели - умная, - но прощали. Почти что держали за свою. И внешность этому способствовала - миловидно-обыкновенная, и речь - прозрачно-логичная. Дар особенной иронии - чуть ли не научной - настолько мотивированной, что даже дураки смеялись, а в ярость приходили только подлецы. И спокойствие, почти веселое - спокойствие человека, который абсолютно точно знает, что он прав, и умеет это доказать.