Итоги Итоги - Итоги № 44 (2013)

Другое дело, что законодательная реализация этой логики не выдерживает никакой критики. И я не понимаю, каким образом этот закон с его более чем странными и расплывчатыми формулировками вписывается в правовую систему.

Прежде всего сам факт получения родней террориста вознаграждения за подготовку и осуществление теракта должен быть безусловно доказан в суде, а это чрезвычайно сложная процедура. В новом же законе явно просматривается попытка отодвинуть на второй план презумпцию невиновности. Мол, обоснуйте, откуда у вас этот дом или автомобиль с гаражом? А если не можете доказать, что это имущество нажито не от террора, то мы его отберем. А это уже откровенный произвол.

Отдельно порадовал пассаж о наказуемых. Бремя финансовой ответственности за теракт предлагается возложить не только на близких родственников (мать, отец, брат, сестра, жена, муж, дочь, сын, дедушка, бабушка) и так называемых свойственников (тесть, теща, свекр, свекровь, зять, невестка, золовка, деверь), но и на людей, формально террористу посторонних, «жизнь, здоровье и благополучие которых дороги ему в силу сложившихся личных отношений».

Любопытно, как планируется выявлять сей круг близких террористам и любимых ими особей разных полов и ориентаций? И как будут доказывать, что они любили друг друга, а не использовались, скажем, в сексуальных целях и поэтому не несут никакой ответственности? Как вообще такие формулировки могли появиться в законе? Правовая система тем и отличается от неправовой, что невиновный в ней не должен страдать.

Безупречным чувством справедливости может обладать лишь Бог. И он, наверное, как-то осуществляет свою волю, но вряд ли через судебную систему. Современная же состязательная судебная система возникла из понимания того, что человек не вправе судить себе подобных, она исходит из принципа «не судите и не судимы будете». Третейским судьей может быть лишь бесстрастная буква закона.

Вся правовая система исходит из презумпции невиновности, из того, что право — вещь сугубо формальная. Там, где форму пытаются подменить содержанием, где мораль выдается за право, начинается его произвольное применение и формируется неправовая система. Остаться в правовом поле можно, лишь создавая законодательство, которое полностью исключает произвол, какие бы соблазны ни возникали. Это важно.

Почему, например, для суда считаются неприемлемыми улики, полученные незаконным путем? Потому что это способ еще и держать в узде саму правовую систему. Потому что кроме необходимости и неотвратимости наказания есть и необходимость ограждения общества от произвола.

Правовая система стройна, спаяна единой логикой. Разрушение логики в одной ее части обрушивает все остальное. Общество, которое расширяет право до границ морали, теряет и право, и мораль. Общество, которое сужает нравственность и мораль до границ права, становится по сути аморальным. И то и другое — материя деликатная, очень разрушительная. Тут нельзя поддаваться соблазнам подмен, требуются ювелирно выверенные шаги.

Да, в Израиле активно используют наказание косвенно причастных к теракту лиц при борьбе с террором. Скажем, сносят бульдозерами дома и прочее, и это нередко срабатывает: семья понимает, что она вылетит на улицу, и многие бегут в полицию стучать на родственника. Но не факт, что это правильно, и не факт, что эта практика достойна копирования. К тому же Израиль не идеальный, мягко говоря, пример правовой модели. Евреи пережили Холокост, и эта нация до сих пор претендует на особые права и прерогативы.

У нас же правовая система, по-моему, уже существует в виде мечты и разной степени воспоминаний. Она трещит по швам в результате кипучей депутатской активности. Ее поступательно разрушает бессистемная, хаотичная, прецедентная по каждому поводу, по каждой картинке в Интернете манипуляция с правом.

Нынешний закон — из этой обоймы.

Жизнь взаймы

/ Дело

«Ни у банков, ни у нас нет достоверной информации о зарплатах россиян», — говорит гендиректор Национального бюро кредитных историй Александр Викулин

Одним из немногих драйверов роста экономики, как считают эксперты, остается потребительский спрос. Покупать наши граждане, что и говорить, любят. Но все чаще — в кредит. Что происходит на рынке потребительского кредитования, «Итогам» рассказал генеральный директор Национального бюро кредитных историй Александр Викулин.

— Александр Юрьевич, в этом году в первом полугодии рост потребительского кредитования составил 15,9 процента. Это сейчас самая быстрорастущая отрасль в российской экономике. С чем это связано?

— На это влияет много факторов. Самый главный — мы растем с очень низкого старта. По сути, развитие потребительского кредитования в нашей стране началось только в 2000-х годах. С нуля расти всегда легче, чем тогда, когда в стране все население уже закредитовано и перекредитовано. Отмечу, что у нас довольно развитое законодательство, имеющее отношение к кредитованию. В первую очередь я имею в виду закон о кредитных историях. Теперь банки могут оценивать свои кредитные риски более точно. Кроме того, за последние 5—10 лет наши банки усовершенствовали свои механизмы кредитования. То есть подходят к заемщикам индивидуально, и ставки для каждого из них различны. Такого, как раньше, когда за плохих заемщиков платили хорошие, уже нет. Наконец, сами банки живут в условиях жесточайшей конкуренции. Это заставляет их бороться за каждого платежеспособного клиента.

— Зато пугает другое. При таком потребкредитовании не происходит адекватного роста рынка розничных услуг. На что в таком случае идут деньги?

— «Мгновенные», оформленные прямо в магазине, и денежные кредиты занимают 48 процентов в структуре обязательств населения. Еще 13 процентов приходится на кредитные карты, 25 и 14 процентов — соответственно на ипотеку и автокредиты. Кроме того, уже появилась значительная доля граждан, которые берут новые займы, чтобы погасить старые. Рост количества таких заемщиков заметен. Хотя пока и не критичен.

— Давайте определимся с терминами. На мой взгляд, закредитованность — это ситуация, при которой большая часть населения в силу разных причин теряет способность платить по долгам банкам. А на ваш?

— Вы не правы. В классическом понимании закредитованность — это превышение допустимого уровня соотношения ежемесячного платежа по кредиту и ежемесячного дохода заемщика. Например, если он больше 50 процентов, то считается, что долговая нагрузка для человека запредельна. Так полагают американцы. И, на мой взгляд, правильно.