Борис Мансуров - Лара моего романа: Борис Пастернак и Ольга Ивинская

Александр Галич был исключен из Союза писателей и Союза кинематографистов, а летом 1974 года его выслали из страны.

Галич был крещен священником Александром Менем, а Елена Вентель подарила ему при прощании свой нательный крестик. Галич стал жить в Париже и работать на радио «Свобода», в своих песнях и радиопередачах активно помогая притеснявшимся в Советском Союзе людям науки и культуры. Галич погиб в своей парижской квартире при странных обстоятельствах в декабре 1977 года.

Гутчин в своей книге пишет:

Почти за год до смерти Галича в Париже его мать Фаина Борисовна получила в Москве анонимное письмо: «Принято решение убить вашего сына Александра». По словам Елены Боннер, Андрей Сахаров считал, что это письмо и смерть Галича не случайны [411].

Елена Сергеевна была уверена, что Галича убили.

Первый раз к Ольге Всеволодовне на Вятскую Израиль Гутчин пришел вместе с литератором и правозащитником Александром Гинзбургом, десять лет отсидевшим в сталинских концлагерях. Гутчин пишет в своей книге:

Мы с женой Надей шли на встречу с последней любовью Бориса Пастернака и ожидали увидеть сломленную двумя отсидками старушку, а встретили живую, голубоглазую, безыскусную в своих рассказах женщину средних лет. На вид ей трудно было дать больше 45, а ее фактический возраст тогда был 54 года. Меня просили заранее принести кинопроектор, и мы смотрели любительский фильм о Пастернаке в Измалкове. Его сняла на любительскую кинокамеру дочь Ивинской Ирина.

Ольга Ивинская рассказывала о своей жизни с Пастернаком, приводя удивительные подробности из жизни поэта. Говоря о своих тяжелых лагерных годах, Ольга Всеволодовна не проявляла никакой злобы, рассказывала интересно и даже с юмором.

Мы сразу подружились. Через несколько дней я узнал, что Ивинская заболела, и решил проведать ее. Увидев ее в плохом состоянии, подумал, что если, не дай Бог, она умрет, то погибнут ее бесценные воспоминания о Пастернаке и ее собственной необыкновенной жизни. Я уговорил Ольгу Всеволодовну, что буду приходить к ней с магнитофоном (у меня была «Яуза-20») и постепенно записывать ее рассказы и воспоминания. Наши встречи, в которых принимала участие Люся Попова, проходили регулярно, что, как позже обнаружилось, было под контролем известной всевидящей организации.

Воспоминания Ольги Ивинской, перепечатанные на машинке, я дал своему брату, который жил в Барнауле. Там мой брат Зарик читал своим знакомым эти воспоминания, а также присланные ему стихи Галича и письмо Солженицына съезду писателей.

Через некоторое время его вызвали в КГБ. Я просил брата все валить на меня. Фронтовик, член КПСС, я работал в стенах закрытого института, где служили культурные люди, и думал, что такое «вольнодумство» найдет естественное понимание. Ведь не при сталинщине мы живем! Однако 5 июня 1968 года меня вызвали в кабинет начальника политотдела института, где уже сидела комиссия из 15 высших офицеров нашей «конторы».

Первым вопросом прозвучало: «Почему Пастернак бежал из Советского союза и не захотел возвращаться назад?» Отвечаю: «Позавчера была восьмая годовщина его похорон на кладбище в Переделкине. Как его положили в могилу, так его больше никуда не отпустили».

Второй вопрос: «Почему Пастернак все свои произведения печатал за рубежами нашей Родины?» Ответ: «Я не душеприказчик Пастернака, но все он опубликовал на Родине, и лишь роман „Доктор Живаго“ напечатан за рубежом. Талант Пастернака был отмечен Нобелевской премией».

Далее шли вопросы такого же гэбэшного уровня [412], благо на столе у комиссии лежала толстенная папка по моему делу, а не несколько листов, которые я передавал брату в Барнаул. Процесс «расследования» шел нудно и долго. Мой добрый знакомый, поэт Евгений Евтушенко, пытался спасти меня и несколько раз беседовал с начальником политотдела нашего НИИ. Но тщетно, результатом работы «комиссии» стал «строгий выговор с занесением в учетную карточку» по партийной линии, а также увольнение из института, где у меня уже была готовая к защите докторская диссертация.

Но свои встречи и записи воспоминаний Ольги Ивинской я не прекратил, думал: пройдя всю войну, неужели покорюсь этим ничтожествам? Когда мы закончили запись воспоминаний и все было перепечатано на машинке, сделали копию всего текста на фотопленке. Ольга Всеволодовна передала пленку мужу Ирины, Вадиму Козовому, который был уже несколько лет связан с французскими писателями и журналами как переводчик французской поэзии и прозы. Начались поиски издателя. Обратились к Рою Медведеву, известному писателю и правозащитнику, но он, одобрив рукопись, сказал, что здесь издательства на такую острую книгу не найти.

Обратились за помощью к Евгению Евтушенко и встретились с ним на нейтральной территории — у Люси Поповой. Евтушенко пришел на встречу с красивой юной англичанкой Джоан Батлер, его будущей женой. Евтушенко договорился с американским издательством «Даблдей» о публикации книги Ольги Ивинской в Париже.

Вскоре в Москву приехала представительница издательства Беверли Горде. После двух встреч, проходивших в узком кругу с предосторожностями, Ольга Ивинская подписала контракт на издание книги «В плену времени» в парижском издательстве «Файяр», являвшимся отделением американского издательства «Даблдей».

Со сложностями удалось передать в Париж пленку с текстом книги для «Файяра» [413], после чего стало известно, что переводить книгу Ивинской на английский язык будет сам Макс Хейуорд. Он переводил роман «Доктор Живаго» и с охотой взялся за перевод книги, которую, как отметил Хейуорд, «написала Лара — любимая героиня Бориса Пастернака».

Книга вышла в 1978 году на французском, а затем на русском и на английском языках. Издательство «Хоффманн» издало «В плену времени» на немецком языке. Пошел поток восторженных отзывов на книгу Ольги Ивинской, и ее издали еще 20 крупнейших издательств мира — кроме советских.

Израиль Гутчин цитирует в своей книге ряд отзывов на «продолжение романа» — книгу Ольги Ивинской. Французская пресса писала: «По прочтении книги Ольги Ивинской ничего не остается, как вновь перечитывать „Доктора Живаго“. Кто не знает, что Лара — это Ольга Ивинская? Никакая женщина не может мечтать о более высоком призвании!»

Израиль Борисович Гутчин эмигрировал в Америку с семьей. Ольга Всеволодовна подарила ему книгу «Годы с Борисом Пастернаком. В плену времени», вышедшую в России впервые в июне 1992 года с дарственной надписью:

«Израилю Гутчину, дорогому другу и участнику целого периода моей жизни и творческой совместной работы. От любящего автора. Ольга Ивинская».

• Встреча Б. Мансурова с И.Б. Гутчиным в Вашингтоне (США). Фото Л. Мансуровой, 1997 г.