Борис Мансуров - Лара моего романа: Борис Пастернак и Ольга Ивинская

Уже в мой следующий приезд в «Узкое» Боря читает прелестные строки:

К этому времени у Пастернака уже было стихотворение о липовой аллее, где не было строк о восковых цветах. Позже, после рассмотрения нескольких вариантов, Боря создал окончательный образ «Липовой аллеи», куда вошли строки о цветах, зажженных дождем. Он начинал писать это стихотворение в санатории карандашом и подарил мне этот карандашный листок с первыми строфами «Липовой аллеи». Автограф этого стихотворения из моего дела в КГБ также перекочевал в ЦГАЛИ.

Ольга Ивинская вспомнила тот день, когда возникли первые строчки этого стихотворения:

В радостном настроении я примчалась к Боре в «Узкое». Принесла весть от Фельтринелли о том, что перевод «Доктора Живаго» на итальянский язык практически завершен, Джанджакомо ведет интенсивную подготовку к изданию романа в Италии. «Пусть господин Пастернак будет абсолютно уверен в появлении своего шедевра в этом году», — напутствовал посланца Фельтринелли, провожая его в Москву.

Боря весь просиял, и, обняв меня, легко ступал по тенистой аллее парка. Светило яркое солнце, и легкий ветерок ласкал листья великолепных лип и берез. Боря остановился, поцеловал меня и, глядя на освещенные солнцем нарядные березы, сказал: «Эти березы такие же нарядные, красивые и ясные, как и ты, Олюшка! И так просятся в стихи». Уже вечером того дня Боря создал свой маленький шедевр.

С особым воодушевлением рассказывала мне Ивинская о радостном подъеме при создании «Вакханалии», любимого Пастернаком поэтического цикла:

С января 1957 года во МХАТе началась постановка «Марии Стюарт» Шиллера в переводе Бориса Пастернака. В феврале мы с Борей были на первых репетициях. Боря был знаком с актерами, занятыми в пьесе. Однако перед премьерой он неожиданно заболел и попал в Кремлевскую больницу. Пьеса прошла с большим успехом, отклики на спектакль были восторженными. Особо отмечали игру ведущей актрисы МХАТа Аллы Тарасовой в роли Марии Стюарт. Как «красавист» Боря восхищался статью и благородством Тарасовой и говорил мне: «Если Степанова играет Елизавету, то Тарасова с благородством живет в образе Марии Стюарт. Какая крепкая русская красота!» [130]

Однажды зимой Боря не удержался и, восхищенный, бросился целовать юную красавицу, дочь Марины Баранович Настю, которая вбежала домой с мороза, вся румяная и лучистая. «Настя явилась вдруг, как Снегурочка из сказки, и околдовала меня», — радостно говорил Пастернак.

Тарасова в роли Марии Стюарт замечательно раскрыла на сцене тему жажды свободы и непобедимости женской красоты, что навело Пастернака на мысль о создании оды женщине.

Этой идеей Боря был увлечен еще с лета 1953 года. Тогда, после моего возвращения из лагеря и переселения в Измалково, его жизнь озарилась появлением новых стихов в тетради Юрия Живаго. Творческий и эмоциональный подъем повлиял и на самочувствие Бори — оно стало улучшаться, во что Боря не верил после тяжелого инфаркта, случившегося с ним в конце 1952 года [131]. В то время Пастернак задумал цикл стихов о силе красоты и свободы, которая может быть выражена в образе женщины, не сломленной тюрьмой. «Мария Стюарт» как раз возродила эту давнюю задумку.

К этому времени уже год как шла борьба писательской верхушки против выхода романа «Доктор Живаго» в Италии. Но ничто не могло остановить независимого Фельтринелли. Он не верил призывам советских правителей и бонз ИКП «спасать социализм от западного влияния» после кровавого подавления советскими танками венгерского восстания в 1956 году.

С лета 1957-го, находясь в санатории «Узкое», Боря шел на поправку, и у нас появилось чувство радостного ожидания благополучной развязки в противостоянии потугам советских властей предотвратить грядущий выход романа в Италии [132].

В истории с выходом романа нам много помогал работавший в Москве итальянский журналист Серджо Д’Анджело. Он передал в мае 1956 года рукопись романа Пастернака издателю Фельтринелли. Серджо был направлен в СССР руководством ИКП в итальянскую редакцию радио «Москва», вещавшего за рубеж. Его постоянная связь с Фельтринелли и разумные советы в тактике борьбы с Сурковым и властями позволили уберечь Бориса Леонидовича от ареста и спасти роман. Серджо первым сообщил мне о выходе романа. В тот день «Доктор Живаго» впервые поступил из типографии издательства Фельтринелли в книжные магазины Милана. Боря звонил мне из Переделкина каждый вечер, и я сразу передала ему эту ошеломляющую новость.

На следующий день Боря приехал на Потаповский, и 24 ноября мы вместе с Серджо праздновали эту невероятную победу. Боря целовал нас, кричал «Ура!» и называл Серджо бесценным ангелом. Боря говорил, что готов отдать Серджо за его подвиг все золото мира. На следующий день Борис Леонидович написал Фельтринелли восторженное письмо, где просил по-царски наградить Серджо. Окрыленный выходом романа, Пастернак увлеченно писал мажорную и бесшабашную «Вакханалию», постоянно повторяя мне: «И это все о нас!» Боря послал оду Алле Тарасовой, написав в сопроводительном письме, что в стихотворении «есть отображение и Вашей роли в трагедии „Мария Стюарт“, но много вольностей и свободных мыслей, которые актриса не должна относить к себе». Конечно, «Вакханалия» была о нас, о нашей жизни в то сумасшедшее время [133].

Однажды Ивинская при разговоре о «Вакханалии» вспомнила:

— Одна моя хорошая знакомая из редакции, встречавшаяся с Ахматовой, стала хвалить полюбившуюся ей «Вакханалию». В ответ услышала произнесенные с недоумением и плохо скрытой горечью слова Ахматовой о Пастернаке: «Ведь он такой притворщик — ко мне три раза сватался, но ни разу не написал ничего подобного» [134].