Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6439 ( № 46 2013)

Детские конкурсы красоты выполняют роль щупалец фешен-бизнеса: они должны захватить ребёнка как можно раньше, чтобы жертва, будучи ещё маленькой девочкой, уже включилась в создание образов в соответствии с действующими стандартами привлекательности – это даст и сиюминутную экономическую выгоду, и обеспечит дополнительный доход от жертвы в дальнейшем. Конкурсы красоты обрушивают на ребёнка стереотипы взрослого поведения, выстроенного на основании ложной системы ценностей, что разрушает естественную нравственность мира детства. Ещё не став личностями, маленькие девочки начинают оценивать себя, исходя исключительно из внешних параметров, а это чревато развитием духовной и даже душевной слепоты. Так формируются будущие потребители, закрепляется инфантилизм, взращивается эгоизм.

Другая опасность: конкурсы заставляют детей имитировать сексуальное поведение, поскольку эротизм заложен в стандарт привлекательности. Внешняя сторона не только становится фокусом самооценки, она ещё и копируется с сексуализированной модели «взрослой» женщины. Маленькие девочки научаются, что быть красивой – это значит пользоваться косметикой, носить одежду определённого вида, ходить специальной походкой, владеть гримасками и ужимками[?] В результате они выталкиваются из детского мировосприятия ещё до того, как их подобное социальное поведение может быть мотивировано физиологически. Это психологически их травмирует, а также стимулирует неоправданно раннюю эротизацию. На языке нравственности это называется развращением. Детские конкурсы красоты подрывают нравственные основы общества, провоцируя детей на недетское поведение (т.е. лишая их чистоты детства); закладывают диспропорции в личностном развитии; дезориентируют девочек, извращая персональную систему приоритетов и ценностей, что губительно скажется на будущем всего общества, поскольку конкурсами закладывается прирост женщин, не способных быть супругами и матерями в формате исторической российской (русской) культуры.

Развитие индустрии детских конкурсов красоты объясняется уже значительной повреждённостью актуальной «взрослой» культуры. Детей на конкурс приводят родители. То есть родители сами живут в мире, где женский успех (под ним надо понимать публичную деятельность по привлечению мужского внимания) является безусловной ценностью, его стяжание считается достойной задачей для женщины, а способность к такому успеху – важнейшей характеристикой женщины. И находясь в таком мире, родители стремятся приобщить к нему своих детей. Исторически эффект накапливается, смена поколений приводит к очевидным культурным разрушениям. Сегодня вопрос стоит уже крайне остро: мы подходим к точке полной утраты исторической культурной матрицы, то есть к потере нашей культурной идентичности.

Наше будущее

Культурное возрождение невозможно без ограничений в сфере конкурсов красоты. В идеале подобные состязания в принципе недопустимы. Начать можно (и нужно) с детских конкурсов. Это по крайней мере снизит темпы нашей культурной деградации. В мировой практике такие прецеденты есть. Так, во Франции запрещено проведение конкурсов красоты для лиц, не достигших 16-летнего возраста. Впоследствии же необходимо добиться, чтобы участие в конкурсе красоты рассматривалось как безнравственное поведение (каким оно, по сути, и является). Если нам удастся привести общественное сознание к пониманию этого, то, значит, мы действительно остановились у края пропасти и восстановление духовных оснований нашего общества действительно началось.

Андрей КАРПОВ, редактор сайта «Культуролог»

Теги:конкурс красоты

Институты благородных девиц в мемуарах воспитанниц / Составление, подготовка текста и примечания Г.Г. Мартынова. - М.: Ломоносовъ, 2013. – 288 с. – 2000 экз.

Перед нами интереснейшее – и притом довольно краткое – собрание мемуаров, дающее представление о системе женского образования в Российской империи в XIX веке. Этому весьма способствуют краткие сведения об учебных заведениях в конце книги, где лаконично рассказывается о том, что собой представляли тот или иной институт или училище, где они располагались, на кого были рассчитаны, как длилась и чем закончилась их история. Есть также именной указатель, позволяющий сориентироваться в хронологии, родственных связях и отношениях.

Что было общего и что различного в этих учебных заведениях, одни из которых были настолько значительными, что находились под неусыпной заботой самой императрицы, а другие – вроде бы заурядными и захолустными? Как ни странно, качественные отличия не так уж очевидны. Общей для всех институтов была их закрытость – от почти полной изоляции на девять лет, когда девицу весьма неохотно отпускали даже попрощаться с умирающим отцом и когда во время выпуска дочери и их родители не узнавали друг друга (такие случаи описывает воспитанница Петербургского Екатерининского института), до весьма либеральной политики Киевского института, когда девиц всё же отпускали домой раз в год на летние каникулы. Большинство учебных заведений дозволяло регулярное посещение воспитанниц ближайшими родственниками, но старалось пресечь отлучки под какими бы то ни было предлогами. Письма родственникам просматривались классными дамами – если только не находили воспитанницы окольных путей. А они находили! Сколько можно судить по мемуарам, отроковицы императорской России отнюдь не были покорными и беспомощными существами, несмотря даже на то, что институт чаще всего культивировал в них инфантильность.

Как ни странно, степень близости ко дворцу и государю не являлась залогом качественного образования. Смолянки вспоминают своё обучение очень по-разному – в том числе недобрым словом. Московский Екатерининский институт, как и Киевский, вовсе признаются не давшими ничего существенного для взрослой жизни. Зато голодное и холодное Ермоловское училище, которое изначально создавалось для девиц бедных, курировал сам Фёдор Иванович Буслаев, выдающийся русский учёный-филолог, в силу чего преподавательский состав там был сильный, вдохновенный, и девицы учились охотно и прилежно; такие же благодарные воспоминания о Николаевском сиротском институте, хотя и там девицам пришлось поголодать.

Голод, голод, не то чтобы отсутствие питания, а его недостаточность и, пуще того, дурное качество – вот что наполняет мысли институток, составляет едва ли не самые горькие страницы их детства. Голодали, за редким исключением, почти во всех институтах – не только бедные девушки-сиротки, но и дочери богатых, знатных семейств, занесённых в Бархатную книгу, хотя этих, разумеется, подкармливали домашние. Посылки со съестным часто делились между всеми девицами класса, и вообще воспоминания институток обычно оставляют приятное впечатление солидарности и демократического общения, без различия родительских чинов и званий.