Газета Завтра Газета - Газета Завтра 46 (1043 2013)

Одна американка не подошла, ничего не сказала, но американцы всегда такие, высокомерные (спортсмены, имеются в виду), держатся особняком, дружбы ни с кем не водят, хотя половина американской сборной говорит на русском, как на родном. Помню в Новой Зеландии, идем по улице несколько человек в форме нашей сборной, впереди стоит группа сборной США, говорят между собой по-русски, нас не видят, спиной стоят. Поравнялись, один мужик оборачивается, немолодой, видно, тренер или родитель спортсмена, сошлись глазами, ему деваться некуда, слегка кивнул и все, отвернулся и продолжил свой разговор, даже не улыбнулся.

Так же точно и сборная Израиля Здесь, в Испании, израильская сборная на трибунах сидела рядом с нами, тоже значительная часть команды говорит по-русски, но ни попыток общения, ни дружеских жестов - ничего, даже в ответ. Странно все это

Ну, я довольно спокойно к этому отношусь: пока мы выигрываем чемпионаты и вы, ребята, говорите на моем языке, а не я на ваших, это я буду к вам снисходить, а вы глаза отводить и прятать, суетливо отворачиваясь

Испания, Бенидорм

Юлия Новицкая

14 ноября 2013 3

Политика Общество

Интервью с директором Института океанологии РАН Робером Нигматулиным

"ЗАВТРА". Роберт Искандерович, Институт океанологии - один из самых больших в Российской академии наук и самый крупный в отделении наук о Земле (штаты других примерно в два раза меньше). Ваш институт - предприятие дорогое, в первую очередь, наверное, из-за кораблей. В 2009 году, во время разговора с В.В.Путиным, вы затронули вопрос содержания исследовательских судов, попросив добавить вам в год стоимость половины футболиста (примерно 7,5 млн долларов). С той поры что-то поменялось?

Роберт НИГМАТУЛИН.По сути, пока ничего. Все эти годы финансирование РАН шло по своеобразному пути. Каждый год, поскольку мы бюджетники, нам из-за инфляции чуть увеличивали фонд заработной платы, не увеличивая при этом самого финансирования. В результате сегодня доля, приходящаяся на зарплату сотрудникам, составляет 70 процентов от всего, что нам выделяют.

Так наука развиваться не может. Нам необходимо ходить в экспедиции, приобретать новые приборы, содержать здания и т.д. И если в ближайшие годы финансирование не будет увеличиваться, то придется сокращать численность ученых. Иначе мы все будем одновременно умирать.

Для нашего института самые серьезные расходы связаны с содержанием судов. Денег, которые мы сегодня получаем от государства, хватает ровно на неделю работы каждого судна в год. Что это значит? Я могу дойти из Калининграда в Санкт-Петербург и обратно, а вот в океан - уже не смогу.

"ЗАВТРА". Поэтому вы и сдаете суда в аренду? Критики по этому поводу много в свой адрес слышите?

Р.Н. Действительно, нам приходится идти на эту вынужденную меру, чтобы как-то сохранить исследовательский флот и проводить океанские экспедиции. Два наших судна имеют пассажирский класс. Туристическая компания берет одно из них в аренду на нашу зиму и гонит на южную оконечность Южной Америки, где в течение нескольких месяцев возит экскурсии. Дорога в каждую сторону (для нас это получается бесплатно) занимает полтора месяца, а все остановки мы расписываем по часам, чтобы получилась как раз та неделя, на которую нам выделяется финансирование. Та же картина получается, когда нашим летом судно идет в северный канадский порт, три недели - туда и затем - три недели обратно. Во время дороги мы проводим запланированные измерения и эксперименты.

А вот самое большое наше судно, "Келдыш", простаивает. Мы с удовольствием сдавали бы его любой фирме для инженерных работ или экологических изысканий. Пока же оно не просто простаивает, но и разоряет нас. Его ведь нельзя закрыть и уйти. Один день нахождения в порту стоит две с половиной тысячи долларов плюс затраты на электроэнергию и обслуживание, плюс зарплата экипажу, которая должна быть на европейском уровне, иначе люди разбегутся. А судовой состав у нас 225 - человек.

"ЗАВТРА". Насколько дорого обходится содержание одного судна?

Р.Н.Такого, как "Келдыш", - примерно миллион в день. И если на каждое судно нам выделяется по семь миллионов в год, отсюда и получается, что работать мы можем всего неделю. Что касается "МИРов" Месяц займет дорога в океан, месяц работа, месяц обратно Получается девяносто миллионов на одну экспедицию!

Если бы нам выделили финансирование, равное стоимости одного футболиста, нам не пришлось бы связываться с арендой. Вы думаете, нам это нравится? Отнюдь! Я уверен, что наши суда должны работать исключительно на науку, но нас поставили в такие рамки, когда нет выбора.

"ЗАВТРА". На Ученом совете был заслушан доклада о результатах всего одной экспедиции, по завершении которой были получены уникальные научные данные, созданы и подтверждены несколько теорий, написан ряд научных статей и три кандидатские диссертации. Важность и необходимость подобных экспедиций не может вызывать никаких сомнений. И, тем не менее, их катастрофически мало. Но океан невозможно изучать, сидя в кабинете.

Р.Н.Институт океанологии без судов существовать не может. Океанология состоит из физико-математического раздела (гидродинамика, акустика, теплофизика, решение уравнений, моделирующих океанские течения и волны, изменение климата и т.д.), биологии (мы занимаемся в первую очередь планктоном, фитопланктоном, бактериями, всем, что определяет фундамент биологической жизни в океане и даже может оказать климатическое влияние), геологического, гидрохимического и геофизического (изучение дна океана, залежей руд и углеводородов, движений тектонических плит) и инженерного (разработка приборов и аппаратов).

И для всех направлений экспериментальные данные, добываемые в экспедициях, жизненно необходимы.

"ЗАВТРА". Я где-то прочитала очень интересную мысль, что разрушение СССР началось после кампании по омоложению ЦК КПСС. Не повторяется ли то же самое сегодня в науке, когда ее реформируют тридцатилетние "эффективные менеджеры", а академиков называют не иначе как стариками и пытаются от них избавиться?

Р.Н.Вспомните, сколько в те годы велось разговоров о том, как надоели старики в руководстве партии и страны. Поменяли их на молодых, и что за этим последовало? СССР развалился. Случайность? Не думаю.

Безусловно, ситуацию, когда институты возглавляют люди, чей возраст подходит к 75-80 годам, нельзя назвать хорошей. Но нельзя забывать, что в течение двадцати с лишним лет не было полноценного притока научных кадров. И как раз оптимальный возраст современных директоров, а это пятьдесят лет, и крупных ученых в таком возрасте недостает.