Елена Филиппова - Взятка. Победит ли коррупция Россию?

«За оное воровство велите его яко злодея на площади, или на болоте, казнить смертию и труп его в землю не хоронить (но чтоб лежал поверх земли видим всем) до самой весны, пока большой теплоты не будет». [6] Письма и бумаги императора Петра Великого: В 12 т. СПб.; М.; Л., 18871975. Т. 12.

И лежал этот труп, лежал, вызывая содрогание в чиновничьих умах. Не одна голова слетела с плеч за время царствования Петра. Безжалостно расправлялся они с нуворишами, и с представителями древних родов. Занимающего высокий пост князя Гагарина (кстати, по обвинению позднее казненного Алексея Новикова) велел отправить на виселицу. Не спасли ни знатность, ни богатство. А кого не казнил, сажал на «чепь», как пса. И сидели на «чепях» провинившиеся губернаторы, сенаторы и прочие высокопоставленные лица. Но лучше-то все равно не становилось!

Чиновники трепетали, дрожали и ждали опалы.

А жить красиво все равно хотелось. И новорожденная русская бюрократия стала вести двойную жизнь, то есть, как вы все правильно меня сейчас поняли, — не на одну зарплату. Вот вам, пожалуйста, первые наши отечественные оборотни — лебезящие перед начальством и жадно набивающие собственный карман, если никто не видит. Все худшее, что было в приказах, перешло и на коллегии — та же волокита, то же стремление нагреть руки на чужой беде, то же взимание мзды за любую мелочь. В одном из указов Екатерины есть такие слова:

«Сколько не предписано законов с угрожением наижесточайших штрафов, но вскоренившаяся междоусобная наглость и самовольство не истребляются, что главнейшее зло обществу; ибо сильный бессильного, богатый небогатого, кто с кого может, тот того и разоряет». [7] Цит. по: Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры: В 3 т. М.: Прогресс, 1995. Т. 3. С. 268.

Как велись дела в коллегиях, а затем в судах, палатах, канцеляриях и прочих присутственных местах, — об этом написаны тысячи страниц. Собственно, чуть ли не вся русская литература XIX века повествует о злоупотреблениях, взятках и вымогательствах. Как живые встают перед нами герои Гоголя, Грибоедова, Салтыкова-Щедрина.

«Старик тыкнул пальцем в другой угол комнаты. Чичиков и Манилов отправились к Ивану Антоновичу. Иван Антонович уже запустил один глаз назад и оглянул их искоса, но в ту же минуту погрузился еще внимательнее в писание.

— Позвольте узнать, — сказал Чичиков с поклоном, — здесь крепостной стол?

Иван Антонович как будто бы и не слыхал и углубился совершенно в бумаги, не отвечая ничего. Видно было вдруг, что это был уже человек благоразумных лет, не то что молодой болтун и вертопляс. Иван Антонович, казалось, имел уже далеко за сорок лет; волос на нем был черный, густой; вся середина лица выступала у него вперед и пошла в нос, — словом, это было то лицо, которое называют в общежитье кувшинным рылом.

— Позвольте узнать, здесь крепостная экспедиция? — сказал Чичиков.

— Здесь, — сказал Иван Антонович, поворотил свое кувшинное рыло и приложился опять писать.

— А у меня дело вот какое: куплены мною у разных владельцев здешнего уезда крестьяне на вывод: купчая есть, остается совершить.

— А продавцы налицо?

— Некоторые здесь, а от других доверенность.

— А просьбу принесли?

— Принес и просьбу. Я бы хотел. мне нужно поторопиться. так нельзя ли, например, кончить дело сегодня!

— Да, сегодня! сегодня нельзя, — сказал Иван Антонович. — Нужно навести еще справки, нет ли еще запрещений.

— Впрочем, что до того, чтоб ускорить дело, так Иван Григорьевич, председатель, мне большой друг.

— Да ведь Иван Григорьевич не один; бывают и другие, — сказал сурово Иван Антонович.

Чичиков понял заковыку, которую завернул Иван Антонович, и сказал:

— Другие тоже не будут в обиде, я сам служил, дело знаю.

— Идите к Ивану Григорьевичу, — сказал Иван Антонович голосом несколько поласковее, — пусть он даст приказ, кому следует, а за нами дело не постоит.

Чичиков, вынув из кармана бумажку, положил ее перед Иваном Антоновичем, которую тот совершенно не заметил и накрыл тотчас ее книгою. Чичиков хотел было указать ему ее, но Иван Антонович движением головы дал знать, что не нужно показывать».

Вот оно, обычное ведение дел в городе N! С гоголевских времен выражение «кувшинное рыло» стало синонимом взяточника. Конечно, лицо это придуманное, но вот сама ситуация вполне реальная. Взяточничество, отнесенное к должностным преступлениям, было ивте времена явлением обыденным. Существует даже исследование, по которому выходит, что взяточничество не мешало, а, напротив, помогало решать дела быстрее, проще и по закону. Так-то! И вообще автор его делает вывод, что наша неповоротливая бюрократическая машина способна более-менее эффективно работать только при условии надлежащей смазки. Впрочем, для литераторов прошлого взяточничество в силу гуманитарного образования представлялось все-таки пороком. Потому они и выводили в своих беллетристических произведениях склонных к мздоимству мелких, средних и крупных чиновников.

У всей этой массы взяточников и казнокрадов были отнюдь не безымянные прототипы. Некоторые мздоимцы достигали необычайных высот, и даже после разоблачения их имена не были стерты со страниц истории; другие, наделавшие в свое время немало шума, канули в Лету. Но я сейчас попробую воскресить их бледные тени.

Сподвижник Петра Великого, практически первое лицо в государстве (после царя), Меншиков был к тому же и удачливым мошенником, вором, взяточником, казнокрадом. Образ «светлейшего» сильно подпорчен его воистину титаническими усилиями побольше урвать. Начал он хорошо, жил широко, кончил плохо, но в истории, несмотря на все прегрешения, упоминается как величайший деятель эпохи Петра.

Если говорить честно, то благодаря усилиям этого деятеля казна потеряла чудовищные суммы, равные нескольким годовым бюджетам страны. Меншиков заботился и о процветании государства, но никогда не забывал о своем кармане. А поскольку он был «особой, приближенной к императору», то и без всяких махинаций имел возможность получать необходимое «пропитание»: ему, чтобы ускорить решение каких-то дел, получить приоритетное право на земли, достичь необходимых постов, несли дары те, кто стоял ниже на иерархической лестнице. И Меншиков брал. Если бы он не занимался ко всему прочему мошенническими операциями, то в светлой памяти народной остался бы, что называется, неподкупным. Однако.

В 1717 году выплыло так называемое «почепское дело». Речь шла о городке Почепе, который государь подарил светлейшему в порыве благодарности. Слушание дела велось в Сенате. Показания свидетелей и документы обрисовали весьма неприглядную картину. Светлейшему показалось мало подаренных земель, поэтому он стал «расширяться», попутно закабаляя в крепостные свободных казаков, проживающих на этой территории. Естественно, казакам это не понравилось. Пошли челобитные в Сенат.