Наталья Точильникова - Жизнь и судьба Михаила Ходорковского

Суд счел это попыткой Ходорковского скрыть растрату.

То есть, дали вы кому-то в долг. Должник ваш обанкротился, и в качестве компенсации вы получили его имущество. Так вот: тот факт, что вы дали ему в долг есть растрата, а то, что часть долга удалось компенсировать… Нет, не угадали, не компенсация. На самом деле, это ваша попытка скрыть растрату. То есть выдача займа – это кража, возврат займа – попытка ухода от ответственности.

Логика Генпрокуратуры иногда поражает. Она настолько отличается от общепринятой, что достойна отдельного исследования. У нас премьер с Луны, он не знает, кто такой Шевчук. И Генпрокуратура, видимо, оттуда же.

Но и это еще не все.

Интересно, что «погашение задолженности» было успешным. В декабре 2002-го здание перешло в собственность одной из структур «ЮКОСа» ООО «ЮМ-Эстейт». «Таким путем Ходорковский М. Б. добился сокрытия части растраченной суммы», – победно заявили в приговоре и сделали вывод: «Ходорковский М. Б. безвозмездно изъял и обратил в пользу Гусинского В. А. 2.649.906.620 рублей».

Впрочем, Михаил Борисович на суде отрицал свою причастность к этому благородному делу: «Общий объем временно свободных средств ОАО НК «ЮКОС» составлял сотни миллионов долларов. Деятельность по их размещению не относится к основной деятельности компаний ОАО НК «ЮКОС» и «ЮКОС-Москва», а подобные операции, в соответствии с уставом, согласования с председателем Правления ООО «ЮКОС-Москва» или с президентом этой компании не требуют».

Зато подтвердил много позже в переписке с Людмилой Улицкой.

«Так как все-таки на самом деле? – спрашиваю его я. – Вы лично имели отношение к принятию решения о кредитовании «Медиа-Моста»? Насколько это было рискованно?»

«Сделок, связанных с попыткой спасения НТВ, было несколько, – пишет он. – Раскрывать весь набор предпринятых шагов еще не время.

Риск совершения этих действий был исключительно политический. Я убедил Совет директоров «ЮКОСа» его принять. Занимался этим потому, что в данном случае речь шла не просто о размещении свободных средств, а о поддержке независимого телевидения, и для меня было важно не дать ему погибнуть. Замечу – Гусинский сделал все, чтобы расплатиться. Но не все зависело от него».

Так что я не зря приписываю лично Ходорковскому честь кредитования оппозиционного телевидения.

Эпизод с «Мостом» был исключен из приговора кассационным определением Мосгорсуда. То есть, по сути, по эпизоду так называемой «растраты» в пользу «Моста», Ходорковский был оправдан!

Но не подумайте, уважаемый читатель, что так решили потому, что давать займы оппозиционным СМИ вовсе не преступно. Нет, причина была совсем в другом. По мнению суда, перечисленные структурам Гусинского денежные средства были до того похищены Ходорковским (у «ЮКОСа», что ли?), а «лицо, которое незаконно владеет каким-либо имуществом, не может его растратить».

«Медиа-Мост» в конце концов благополучно обанкротили. Юкосовские транши не спасли.

НТВ тоже не устояло.

Весной 2000-го выяснилось, что НТВ не принадлежит «Медиа-Мосту», и банкротить последний большого смысла не имело. А принадлежит НТВ в основном лично Гусинскому, и отобрать у медиамагната строптивый канал законным способом не представляется возможным.

Но в марте 2000-го был избран новый президент России, правила игры изменились на более эффективные, и отсутствие законного способы перестало быть препятствием для власти.

Против Гусинского спешно сфабриковали уголовное дело. Это было первое громкое дело старшего следователя по особо важным делам Салавата Каримова.

Владимир Александрович был арестован и отправлен в Бутырскую тюрьму, где его сломали за три дня. Там он подписал тайный шестой протокол, где в обмен на свободу обещал по дешевке продать НТВ «Газпрому».

Медиамагната благополучно выпустили в Испанию, а дело закрыли. Зато, когда, оказавшись в безопасной Европе, Владимир Александрович отказался от подписанных в тюрьме обязательств, дело возбудили вновь.

В путинской России уголовное дело, как дверь: хочу – закрою, хочу – открою.

Чтобы неповадно было, Гусинскому к первому делу «Русского видео» добавили еще одно: о неисполнении взятых на себя в тюрьме обязательств.

Но это уже другая история, которая окончилась арестом Владимира Александровича в Испании и отказом в его экстрадиции в Россию.

Гусинскому не повезло. Он был первым: на наивном Западе еще не поняли «ху из мистер Путин», и Владимиру Александровичу пришлось провести некоторое время в испанской тюрьме.

С фигурантами дела «ЮКОСа» уже не были столь строги. В их экстрадиции отказывали почти автоматически, минуя стадию ареста.

14 мая 2004 года дело Ходорковского было передано в суд.

Процесс начался 28-го в Мещанском суде города Москвы. Дело рассматривали сразу три судьи: Ирина Колесникова, Елена Максимова и Елена Клинкова. На тройственности суда настоял Генрих Падва: «Трое судей – в три раза лучше, чем одна».

Колесникова, которая с самого начала приняла дело, уже успела вынести обвинительный приговор Василию Шахновскому за неуплату налогов с физического лица, но он расплатился еще во время следствия, так что от наказания был освобожден.

В видеоролике, снятом незадолго до ареста [176] , Михаил Ходорковский говорил, что приходит с работы часов в одиннадцать-двенадцать, а спит – по 5 – 6 часов. «Мне хватает», – объяснял он.

Однако в тюрьме признался адвокатам, что только здесь выспался. Выглядит он бодро. Сидит в клетке на жесткой скамье, делает пометки в тетради или читает Ричарда Пайпса – американского специалиста по русской истории, который относит Россию к числу стран, где представление о частной собственности так и не успело сформироваться. Единственным настоящим собственником в Московии был князь, рассказывает ему Пайпс, и с имуществом подданных он имел право поступать как угодно. Хозяина, например, изгнать или в рабство обратить, а имущество отдать на разграбление.

Ходорковский «проглатывает» по книге в день. Уже к середине процесса он признается адвокатам, что получил в тюрьме второе высшее гуманитарное образование.

Он безукоризненно вежлив. Когда хочет обратиться к суду, поднимает руку и терпеливо ждет, когда судьи заметят. Обращается к ним «уважаемый суд» и «Дмитрий Эдуардович», – к прокурору Шохину.

Одет Михаил Борисович в джинсы и темную рубашку с короткими рукавами. В суде душно, и он периодически отпивает воду из пластиковой бутылки.

Рядом с ним Платон Лебедев. Он нездоров и периодически дремлет, опустив голову на прутья решетки, или отпивает из бутылки самодельную простоквашу, которой лечится от гепатита. Но в адрес прокуроров отпускает едкие замечания, иногда совершенно несправедливые: «Я ношу имя великого философа Платона, собрание сочинений которого, я надеюсь, не полностью утащили у меня из дома при обыске».