Эксперт Эксперт - Эксперт № 01-02 (2014)

Успех «Острова» Павла Лунгина и правда сродни успеху «Несвятых святых». Тогда тоже совершенно неожиданно для всех, включая его создателей, после первых трех недель проката впервые за десять лет владельцы кинотеатров попросили продлить сроки демонстрации картины.

Об «Острове» тогда тоже говорили повсюду. Вдруг оказалось, что у множества людей есть огромная внутренняя потребность удостовериться, что они живут не только ради материального успеха, что их слишком резко, слишком внезапно кинули в мир потребления, отрезав все остальные пути. А они-то еще помнят другую жизнь, в которой были и споры, и борьба идей, и поиск каких-то смыслов. А потом весь этот верхний этаж снесли, и теперь мальчики Достоевского сплошь и рядом вместо вечных «проклятых вопросов» обсуждают достоинства и недостатки новых гаджетов и моделей автомобилей, а повзрослев — дома, которые они купили, или купят, или хотят купить. Да и кино и книги уже зачастую потребляешь, как колбасу и сосиски: идешь в супермаркет, и тебе уже самим цветом обложки точно указывают, что ты получишь. Те, кто их выпускает, точно знают, как надо щекотать, смешить, пугать, ужасать, потому что эти эмоции не подведут и люди их всегда купят.

Но именно это-то, похоже, и начинает вызывать у людей внутреннее сопротивление. Они-то по-прежнему хотят какой-никакой духовной жизни, духовного общения, они открыты для сложных вопросов, у них есть душа, и она болит.

Фото: Сергей Шичалин

А человек светится

Когда обсуждали «Остров», кто-то сказал, что если «Страсти Христовы» Мела Гибсона сделан для неверующих, потому и пробивает именно их, то фильм Лунгина — для христиан. И Лунгин с этим согласился: «В мире этого Острова существование Бога есть неоспоримый факт. Это не богоискательский фильм, к которым все привыкли, не рассуждение на тему “верить или не верить”. В нем Бог существует как данность, такая же незыблемая, как море, вода, приливы, отливы и вся природа, которая окружает героев фильма. И в этом смысле “Остров”, конечно, фильм для верующих, но, кроме того, этот фильм и для тех, кому больно. В нем сосредоточены два ощущения: в этом мире есть Бог. И если у тебя есть сознание греха и раскаяние, то ты — человек».

Вот и «Несвятые святые» — о том мире, который существует, всегда существовал параллельно нашему и благодаря которому нашу историю последних десятилетий нельзя свести ни к безумному построению местных вавилонских башен и проведению региональных потопов, ни к накопительству и гламуру. Что бы ни происходило с Россией в ХХ веке, в ней всегда были другие люди. Их преследовали, убивали, сажали в тюрьмы, злобно высмеивали, травили, но они все равно жили так, как им велит Господь, и об этой стойкости, о, если хотите, упрямстве и одновременно снисходительности по отношению к своим гонителям большинство новелл «Несвятых святых». Причем рассказывает свои незатейливые вроде истории игумен Сретенского монастыря так увлекательно, что читаешь не отрываясь, а потом еще долго припоминаешь то один, то другой эпизод этой монастырской хроники.

Многие привыкли воспринимать церковь как место сумрачное, заунывное, безрадостное и довольно однообразное, особенно монастыри: бесконечные службы, посты, поклоны, ходят какие-то малахольные чудики в рясах, в глаза не смотрят, молчат, с «нормальными» людьми не общаются. А в книге архимандрита Тихона — калейдоскоп самых разных человеческих лиц и характеров: и от старца Иоанна Крестьянкина до обыкновенных трудников — что ни человек, то личность. И все страшно интересные, каждый со своим норовом, своими привычками, и между ними бывают свои несогласия и неустройства, и монастырь — вовсе не тишь и благодать, и рядом со святостью всегда ходит, искушая подвижников, нечистый. И ты оказываешься внутри этого пространства.

И может быть, разгадка успеха «Несвятых святых» именно в том, что это не литературное произведение. Это сборник хорошо обкатанных устных рассказов, которые автор сначала вставлял в свои проповеди, потом публиковал в виде отдельных новелл в православных журналах. Это его живой голос и документально записанные разговоры-рассказы тех людей, о которых он повествует, а не скорректированный автором пересказ чужих слов, хотя там всегда чувствуется его личная интонация. Его стиль — беседа, а люди сейчас так нуждаются в собеседнике, иначе зачем они сутками сидят в соцсетях? Но разве там найдешь такого, как хочется — внимательного, сопереживающего, веселого, не забронзовевшего?

И еще. Автор «Несвятых святых» ничего не навязывает, не стремится заманить, «уловить» души, он просто делится тем, что ему дорого. И как-то исподволь вовлекаешься в этот неведомый, незнаемый, радостный мир, в котором хочется остаться и после того, как дочитаешь последнюю страницу. И хочется открыть дверь и войти в первый попавшийся на пути храм.

А ведь книга — об очень тяжелой жизни Псково-Печерского и других монастырей в далеко не «пряничные» для Церкви советские годы. Но насколько живые, добрые, располагающие к себе люди их населяют, какая у них деятельная, радостная и совсем не пафосная любовь к Богу и к людям! И главное, полная свобода от враждебной действительности, от КГБ, от ежедневного искушения хлебом и властью… «Страна темна, а человек в ней светится», — писал Андрей Платонов. Это про них.

Архимандрит Тихон (Шевкунов)

Фото: РИА Новости

Замысел и свобода

Сегодня очень сложно писать о действительно важных вещах — о любви к ближнему, вере в Бога, о спасении, о том, что жизнь человеческая не ограничивается этим миром. Над текстами о Церкви часто довлеет традиция позапрошлого века: обо всем говорить причесанно, общо, пристойно, беспроблемно, припудривая недостатки. Ну ладно, в XIX веке роль усредняющего рерайта играла цензура, а сегодня-то он зачем? Ведь еще философ Соловьев писал: «Самое потрясающее достижение дьявола в наш век — это то, что он сделал веру в Бога неинтересной». Все начинается с интереса. Нет интереса к духовной жизни — ничего не получится. А тут вдруг в кои-то веки читать о ней действительно интересно.

Одно непонятно: почему это так не понравилось «прогрессивной общественности»? Почему у «креативного класса» вызвал такое отторжение рассказ яппи времен позднего застоя, который, открыв для себя мир, где люди живут, а не существуют, взял да и остался в нем. Ведь никого не возмущает дауншифтинг. Почему плюнуть на все и уехать куда-нибудь на Бали — это нормально, а уйти в православный монастырь — нет?

Вообще, нашему «креативному классу» как-то фатально не везет с народом. Причем не только с тем, который «за МКАД», но и с тем, который внутри. «Креативный класс», как Николай Римский-Корсаков в «Москве — Петушках», «с цилиндром на отлете» все щекочет Модеста Мусоргского бамбуковой тростью: иди, мол, умойся и садись дописывать свою божественную оперу «Хованщина». А тот, как волк, все в лес смотрит…