Станислав Говорухин - Страна воров на дороге в светлое будущее

— Август.

Я тоже назвался.

— Вас мы знаем. А эти кто? — кивнул он на моих спутников.

— Немцы. С Запада.

— А-а, фашисты! Зелени у них нет? Берем за любую цену.

Я поморщился, он с ходу врубился и переменил тон.

— Все! Понял. Вас понял. О делах ни слова. Садитесь.

— А куда садиться-то? — поинтересовался я.

— Пока на наши стульчики, сейчас мы принесем другие, — и Август с двумя приятелями бодро направились куда-то в глубь зала.

Я недоверчиво посмотрел им вслед: ну где тут взять стулья, если даже подоконники заняты? Но Август с лучезарной улыбкой на лице уже двигался обратно, держа в вытянутой вверх руке стул. Позади тащились два его соратника, держа по два стула каждый.

Потом, когда мы выпили, я спросил Августа:

— Слушай, а где ты достал стулья?

Он подмигнул и загадочно произнес:

— Ленин с нами!

Позже смысл этой фразы мне объяснил один мой опытный товарищ. Оказывается, стул в пресс-баре стоил червонец ($1). Нынче ведь торгуют всем: телом, аккредитационными карточками. Отчего же не торговать и стульями? Стал мне понятен и смысл фразы «Ленин с нами» — на десятирублевой ассигнации помещен портрет Ленина. И этих красненьких «портретов» в карманах моего нового приятеля было более чем достаточно.

Август с компаньонами, скорее всего, не законченно криминальные типы, наоборот — подобные им современные нэпманы, нувориши находятся «под колпаком» у уголовщины. Так называемый виктимный тип. (Wictime по-французски — жертва). Но если есть жертва, значит, где-то рядом есть и бродит преступник.

Не ходите, девки, в ПРОК. Ой, не надо, не ходите!

Вот Ирина Алферова пошла. И что получилось?

Мужской и женский туалеты в Киноцентре имеют общий холл. Стоит Ира у зеркала, причесывается. Входят два парня.

— Смотри, мля, Алферова!

— Иди ты! А я, мля, не узнал.

— Богатая буду, — нашлась Ира.

Тут один из парней взял ее грязными пальцами за подбородок и прошипел:

— Богатая ты будешь, когда я тебе, мля, мешок денег принесу! А потом поставлю тебя…

Далее все сплошь непечатное.

Появилась другая артистка, попыталась заступиться:

— Как вы смеете так разговаривать с актрисой!

Ишь ты, какая цыпочка! С ней уж вообще не стали церемониться, взяли за горло, потащили в туалет:

— Сейчас мы тебя мордой в унитаз!

Но, видимо, замешкались на секунду, пока решали, в какой туалет приличнее тащить — в мужской или в женский.

В общем, кое-как отбились девки.

А хозяева жизни направились в зал — развлекаться.

Но надо знать Иру Алферову, бесстрашную и мужественную женщину. Она под пулями в Афганистане не дрогнула, а уж в такую там переделку попала… Ну и тут ей, вишь, недостаточно показалось, что ее не убили, не прирезали у входа в туалет. Ей еще фамилии обидчиков подавай! Пошла выяснять. Подняла на ноги милицию, руководство клуба. Тут к ней подошел человек и тихо сказал:

— Я вам очень советую, оставьте ваше занятие.

— Я требую сказать, кто они такие! — закричала на него Ира.

Человек еще больше понизил голос и произнес со значением:

— Это очень уважаемые люди!

Все это происходило в ПРОКе — профессиональном клубе кинематографистов на Красной Пресне. Но сам по себе клуб и его программа однозначного приговора не заслужили. Если и было на фестивале что-нибудь действительно интересное и талантливое, то это ПРОК. Придумал его (еще на прошлом фестивале) и осуществил Юлий Гусман — (фантазер, режиссер, остроумец, шоумен и блестящий организатор.

На этот раз Гусману удалось многое. У гостя глаза разбегались от разнообразной программы. Хотелось увидеть и то, и другое, и третье. Надо сказать, дневной клуб шибко отличался от вечернего. Днем — деловая часть, рабочая, полезно-информативная. Вечером — развлечения. Поэтому и публика клуба днем была одна, а вечером… Впрочем, и вечером должна бы быть та же.

Но поскольку в те дни в Москве самое интересное происходило на Пресне, сюда стремился попасть весь город. Стремились-то все, но попадали только те, кто попадает всюду, куда хочет (думаю, что были они и на приеме в Георгиевском зале Кремля, а почему нет?). И не спасли ни железная загородка, выставленная за сто метров от входа, ни кордоны милиции, ни аккредитационные карточки на груди. Вечером в клубе, обтекая редких участников фестиваля, тусовались московская шушера, хозяева жизни — «уважаемые люди». Кинематографисты, поначалу толпой валившие в клуб, недоуменно озирали обтекавшую их толпу, потом с каждым днем чувствовали себя все неувереннее, словно на чужом пиру, и постепенно потеряли интерес к вечернему клубу. А руководители клуба приняли разумное, по-моему, решение — закрыть его. Так было сорвано интересно задуманное дело.

Впрочем, и в самой задумке крылись многие просчеты. Кинорежиссер Роман Балаян, вскоре после открытия клуба, не вынеся духоты и децибелов, в страхе бежавший из него, набросился потом на меня с упреками. А надо сказать, что это я уговорил его прийти на открытие:

— Приходи, Ромочка, обязательно, будет что-то крайне интересное!

— Эти ваши одесские шутки!.. — с нарочитым акцентом и жестикуляцией стал выговаривать мне Балаян. — То, что проходит в Одессе, в Москве не пройдет!

Тот, кто, подобно Балаяну, не присутствовал на «Золотом Дюке» и поэтому может предположить, что московский ПРОК по форме своей, по атмосфере, а главное, по сути, в чем-то схож с одесским, глубоко ошибается. Хотя и тем, и другим руководил тот же Гусман.

Я повидал его, поговорил:

— Но ты же опытный человек, должен был предвидеть нечто подобное. Хотя… Ситуация так быстро развивается в худшую сторону.

— Это — во-первых. А во-вторых… Сто человек милиции ежедневно, этого тебе мало? И все равно просачивались.

— Говорят, аккредитации продавались.

— Не знаю. Наши, «проковские», уверен, на сторону не ушли ни одна. Но «Гость», «Служба фестиваля» — эти карточки висели на ком угодно. Мы с милицией конфисковали больше сотни фальшивок — их напечатал Совинтерфест (с надписью «ПРОК») без нашего ведома. Кому они раздавались?

— Ну а цены, Юлик? В самом клубе. Явно же не для кинематографистов: что ни возьми — чашечка чая, горсть орешков, бутылка виски — все втридорога.

— А ты думаешь, Союз или Госкино выделили хоть копейку? Все сделали энтузиасты и кооперативы. А у них цены такие.

— Почему же все-таки закрылись?

— За день до этого вырубился кабель. На пятнадцать минут погас свет. Я почувствовал себя капитаном тонущего «Адмирала Нахимова». Спрашиваю: «Есть гарантия, что он завтра не погаснет?». Гарантии нет. А завтра — Закрытие. Набежит вся Москва. Пока не было ни одного криминального происшествия. А вдруг произойдет в последний день? Тогда… Тогда они все неудачи своего бездарного, напрочь проваленного фестиваля спишут на меня.