Юрий Поляков - Лезгинка на Лобном месте (сборник)

Итак, Пушкин-вольнолюбец и Пушкин-державник не нужен сегодня людям, старающимся всеми силами «царю Борису сдержать венец на умной (так в оригинале. – Ю. П. ) голове». Те, кто внимательно следил за публикациями и передачами, посвященными 200-летию, наверное, заметили, что на первый план во время этой «предпраздничной вахты» выдвигался Пушкин-повеса, Пушкин-эротоман, Пушкин-балагур, Пушкин-эпатажник, Пушкин-чернокнижник… Например, по Москве расставили стенды, где под цитатой «Мне скучно, бес!» собраны все многочисленные черти из пушкинских рисунков. Странно еще, что на телевидении не поставили стриптиз-шоу «Царь Никита и сорок его дочерей», а в буквари не включили матерные места из переписки с друзьями! Нет, я не ханжа и «ненормативный» Пушкин и мне так же дорог. Но это стремление оправдать слабостями, метаниями и озорством гения наше сегодняшнее нравственное и государственное ничтожество – вещь отвратительная. Почему ж тогда не облечь в мрамор и не воздвигнуть подле храма Христа Спасителя страшный пушкинский рисунок – Сатану, распятого на кресте?

Александр Блок писал: «Великие художники русские – Пушкин, Гоголь, Достоевский, Толстой – погружались во мрак, но они же имели силы пребывать и таиться в этом мраке: ибо они верили в свет, они знали свет. Каждый из них, как весь народ, выносивший их под сердцем, скрежетал зубами во мраке, отчаянье, часто злобе. Но они знали, что рано или поздно все будет по-новому , потому что жизнь прекрасна ».

Да, Пушкин знал свет! Этим светом пропитаны его сочинения, да и вся жизнь его светоносна. Когда мы читаем его строки, этот свет льется нам в душу, освещая самые ее потайные глубины. Свет мысли «умнейшего мужа России» помогает нам сегодня отвечать на мучительные вопросы о судьбе Отечества. Пушкин старался понять и Петра, который «уздой железной Россию поднял на дыбы», и несчастного Евгения, крикнувшего отчаянное «Ужо тебе!..» безжалостному царю-окнорубцу, и Пугачева, ведь через его «окаянство» Бог наказывал Россию… Прежде всего в этом всепонимании и заключена знаменитая всеотзывчивость Пушкина.

Пушкин – световой код, с помощью которого Россия сама себя открывает, разгадывает, расшифровывает. Кто знает, быть может, пушкинский «либеральный консерватизм», как определил взгляды своего гениального друга П. Вяземский, и есть наша столь безуспешно искомая национальная идея…

Газета «Слово», июнь 1999 г.

То, что слово не воробей, общеизвестно и даже записано в словаре Даля. То, что слово не голубь с оливковой веточкой в клюве, для нас, обитателей современной России, увы, очевидно. А вот в том, что слово не птеродактиль, несущий в двухметровой пасти связку розог для общественной порки, сегодня читателей надо долго убеждать. Давайте сознаемся: мы живем в эпоху нарастающего антиСМИтизма (не путать с антисемитизмом – явлением непростительным!). И этот антиСМИтизм объясним. Во-первых, «четвертая власть» долгое время была, извините за выражение, информационным спонсором многих ошибок и даже преступлений минувшего десятилетия. Потешаясь над былым академиком Лысенко и его ветвистой пшеницей, пишущие и говорящие в эфире высокообразованные граждане с юннатской непосредственностью навязали обществу столько бредовых проектов под видом реформ и столько проходимцев под видом реформаторов, что полуграмотные селькоры первых лет советской власти, как говорится, отдыхают. Нет, я понимаю: хотели как лучше… Но и Лысенко хотел как лучше. Между прочим, еще у древних индоевропейцев был миф о пшенице со ста колосьями. Но какая-то архетипическая мамаша подтерла второпях этим высокоэлитным злаком попку младенцу, и Творец осерчал… Так что академик со своим проектом просто умело воспользовался генетической памятью вождей и обывателей. Тоже ведь был пиарщик!

Во-вторых, «четвертая власть», как это ни печально, подобно КПСС, очень уж жаждала быть «руководящей и направляющей силой общества», при этом перекладывая всю ответственность за неудачи на остальные ветви власти и неуспешный народ. Белые одежды медиакратов посреди всероссийской антисанитарии выглядели вызывающе, как реклама «Мерседеса» в вымирающем шахтерском поселке. Политзанятия того же Евгения Киселева, который еженедельно поучал подданных телезрителей с неторопливостью полупарализованного Брежнева, в конце концов утомили. Кстати, упомянутый мной антиСМИтизм связан еще и с тем, что многие труженики информационного поля, ведя неустанную битву за политический урожай, упорно, иной раз даже вопреки внутренним убеждениям, навязывали соотечественникам идеологию так называемого среднего класса. Но вот беда: идеологию создали, а класса нет – не возник по ряду обстоятельств. Вот и получалось: у одних щи пустые, а у других общечеловеческие ценности мелковаты… Не с этими ли обстоятельствами связан тот факт, что за прежнее НТВ в дни недавних эфирно-классовых боев вступилось немногим больше народу, чем за КПСС в 91-м? Есть о чем задуматься людям с блокнотами, микрофонами и камерами, да и автору этих строк в том числе.

В-третьих, произошла одна крайне неприятная вещь. Рядовым налогоплательщикам, иногда в просторечье именуемым народом и озабоченным поисками хлеба насущного в условиях рыночного изобилия, осточертело наблюдать бесконечный залоговый аукцион, на котором состоятельные господа борются за право приватизировать свободу слова в нашем Отечестве. Тем более что свобода слова в том смысле, как она понималась в минувшее десятилетие, имеет к свободе такое же отношение, как свободная любовь к любви. Под свободой слова подразумевалось неоспариваемое право навязывать обществу свою точку зрения, при этом старательно оберегая эфир и газетные полосы от иных взглядов, идей, концепций.

Помнится, в пору, когда шумно обсуждался закон о наблюдательных советах на ТВ, меня пригласили поучаствовать в судебном телешоу. Я был за наблюдательные советы. Мне вообще непонятно, как можно протестовать против контроля общества над СМИ, ведь в эпоху высоких информационных технологий возможны фантастические манипуляции общественным сознанием. Скоро марионетки будут в своих поступках свободнее нас с вами! Кроме того, наблюдательный совет, состоящий из авторитетных профессионалов, способен не только указать на недобросовестность коллеги, но и поддержать журналиста, скажем, в его конфликте с властью или, допустим, с работодателями, имеющими, как мы знаем, иной раз весьма специфический, производственно-прикладной взгляд на свободу слова. Теперь, в новых политических условиях, многие об этом призадумались, а тогда в пылу дискуссий, чтобы окончательно убедить российскую общественность в том, что на образцовом Западе нет и не может быть никаких наблюдательных советов, на запись передачи пригласили руководителя русской службы влиятельной зарубежной радиостанции. И дали, как говорится, маху: честный англосакс встал и спел хвалебную оду наблюдательным советам, чрезвычайно влиятельным на его островной родине. Надо ли объяснять, что в эфир передача вышла без этой оды. Кстати, главного редактора популярной газеты, председательствовавшего на том телепроцессе, я потом неоднократно встречал в эфире в качестве неутомимого борца за свободу слова. Я понимаю, что выскажу сейчас мысль, которая у многих вызовет негодование, но я скажу и даже сознательно ее обострю: никто, на мой взгляд, за минувшее десятилетие не нанес такого ущерба идее свободы слова в России, как сами журналисты. Готов выслушать возражения и предоставить страницы «ЛГ» для серьезной дискуссии на эту тему…