Лариса Бабиенко - Как живется вам без СССР?

— О чем же?

— Они мечтали дождаться того дня, когда с земли Африки поднимется в небо первый межпланетный корабль!

— Ничего себе!

Молодые люди подошли к маленькой церквушке над рекой, необыкновенно украшавшей набережную своими веселыми куполами. В общежитии студенты с гордостью рассказывали друг другу, что в ней венчался Кутузов.

— Не хватанули у вас лишнего насчет такой мечты? Еще Советский Союз не отправил меня в Галактику, а ты мечтаешь уже о том, чтобы рядом со мной летел межпланетный корабль из Африки.

— Почему бы и нет? — вспыхнул Хади. — Да, — согласился он. — Африка упустила эру пара, эру электричества, но мы, черные коммунисты, сделаем все, чтобы наш континент ничего больше не упустил! Ты хочешь на Марс? Полетим вместе. Будешь варить кашу, штопать плащ-палатку и вести свои репортажи.

— Давай пока опустимся на землю, — предложила Анна. — Скажи, какие птицы у вас летают?

Темные глаза Хади стали вдруг такими бездонными, будто до самого донышка высветили их тонкие лунные блики. От воспоминаний о Нубии он стал каким-то неладным, оцепенелым, будто внутри его что-то кликнуло, почуялось, и нет уже сил увести себя — ум, душу, чувства — в сторону, чтобы хоть на минуту вернуться в реальность.

— Как хочется домой! — жалобно заметил парень.

— Туда вроде и перелетная птица не летит.

— Мужчина без Родины — ноль. Птица, может, и мимо пролетит, но меня дома многие ждут. Я должен вернуться.

Лунные дорожки то и дело ныряли под черные тени берез, которые, будто их собственные впечатления, показывали то темные, то светлые стороны жизни. И в этой жизни, какой бы она ни была, им выпало нынче жить, потому их обоюдное знакомство с миром было бесконечным.

— Скажи, — вымолвил как-то Хади, — ваши республики — это колонии?

Анна оторопела.

— Какие колонии? — изумленно спросила она и объяснила, что девушек и парней коренной национальности из республик часто принимают в столичные институты без конкурса, хотя знания у них бывают слабоватыми. Но… там, на местах, нужны высококвалифицированные специалисты. — И добавила с горечью: — У меня, славянки, этот конкурс отнял несколько лет жизни. Я поступила в университет лишь на третий год. Представляешь?

Через минуту она усмехнулась:

— Ты б видел Узбекистан! И это колония? — возмутилась девушка и уже с пафосом рассказывала о том, какие в тех краях школы, библиотеки, театры в республике — на всех языках! — Везде больницы, фабрики… Ты б видел, какие там стройки, сколько электростанций, заводов!

— Да, я был в Ташкенте. Очень большой и красивый город!

— Ну, я правду говорю?

— Да!

В те дни и Анне довелось многое узнать о Родине Хади, о том, что в его краю — восемь месяцев жара, остальные — жуткая жарища, а у местных людей существует обычай: при встрече бережно обниматься и надолго застывать в молчании, глядя широко раскрытыми глазами через плечо друга. Но жителям этой страны надоело уже видеть через дружеское плечо то западногерманский капитал, то английский, люди нынче везде активно тянутся к прогрессу и демократии, потому и возникла в стране компартия, кстати, нынче самая влиятельная на континенте. Бывает, что какой-нибудь богатый феодал приходит к генеральному секретарю и просит:

— Возьми моего оболтуса в свою партию и сделай из него человека. Не пожалей сил. Заплачу тебе вот…

Феодал показывает рукой, мол, от пола до подбородка отсыплю долларов.

— Партия и без вступительного взноса работает с людьми, — отвечает с улыбкой на лице Махджуб. — Но мы сделаем из него коммуниста, не боишься?!

— Э-э, дорогой, что коммунист? Пусть так, лишь бы марихуану не курил. Пошли его куда-нибудь учиться.

— Если выдержит конкурс…

— Какой конкурс? — вопит богатый скотовод. — Где твоя Лига? Я всем ее членам деньги дам, пусть мой сын будет без конкурса.

— Без знаний невозможно…

Анна смеется, машет рукой:

— Ладно о феодале. Расскажи лучше о себе. Ты на все лекции ходишь, не отлыниваешь?

— Очень люблю лекции Ландау. И еще Якова Терлецкого. Он мой руководитель. Слушай, — интересовался теперь Хади, — почему ваши студенты ездят на целину? Это повинность? У нас ненавидят трудовую повинность… Однажды нашим крестьянам приказали строить дорогу: мимо собирался ехать английский губернатор. Наша деревня не тронулась с места, и всех потом оштрафовали. Почему у вас интеллигентные люди должны ехать в дикие места и выполнять чужие приказы?

— О мир элементарных частиц! Как ты не понимаешь? Почему бы студентам и не поехать? Там весело. Все такие дружные. Люди поют, рассказывают анекдоты, работают. Я сама поехала со своим курсом на целину. Меня никто к этому не принуждал.

— Не понимаю все же… пусть едут те, кто голодает, но тебе зачем?

Анна уже рассказывала, что целинный совхоз — это бесконечные поля пшеницы, обилие шампиньонов в степи, чудные березовые колки вокруг. Около одной из таких прохладных рощиц студенты факультета журналистики поклялись местному бригадиру Автюкову, что до осени непременно создадут совхозным свиньям почти человеческие условия, в том числе, комнату для матери и поросенка, а сами при этом обещают «не хрюкать», какие бы трудности не выпали на их долю.

Здоровый рослый Автюков, по его поводу в деревне шутили, что он один заменит на земле взвод солдат или трактор «Беларусь», целое лето охотно покрикивал на своих подопечных:

— А ну быстрее, рахитики! Надо щедрее работать, щедрее давать! Учтите, каждая щель — это ведро воды на поросенка. Штукатурьте стены лучше, еж твою кубрялка!

Все лето студенты охотно бегали за раствором, заливали бетоном опалубку, добросовестно, чтоб не оставить просвета на крыше даже с копеечку, замазывали глиной камышовые маты.

К вечеру на руках вспыхивали бесконечные волдыри, ресницы в глине шлепали по лицу, как калоши, но после ужина все бежали в степь, плясали у костра лихие твисты.

— Знаешь, как мы там пели? И песни сочиняли:

Анна изображала, как мальчишки бренчали на гитарах, какой огромной была степь вокруг и как они превосходно себя там чувствовали.

— Но лично тебе что дала целина? — спросил строго Хади.

Девушка долго не тянула с ответом.

— Щеки, из-за которых ушей не видно! — выпалила она. — Нас там вкусно кормили!

— И все? За тяжелый труд вам ничего не платили?

— Почему? Видишь эту шубу? Я купила ее на деньги, которые заработала на целине.

— Тогда почему о деньгах ты говоришь в последнюю очередь?

Такой примитивный вопрос удивил девушку. Она пожала плечами и робко заметила.

— Деньги — вроде не самое главное в нашей жизни…