Эксперт Эксперт - Эксперт № 08 (2014)

— Вот как так получается, что один актер делает все правильно, но взгляд к нему не притягивается, а есть актеры, которые просто молчат, — и глаз не оторвать?

— Первое, это то, о чем я уже говорил: опора на свое собственное «я», которое очень многолико. Человек не должен присваивать себе где-то подсмотренное либо вычитанное в каких-то талантливых или даже гениальных работах, пытаться воспроизвести эти образы, надевая на себя как пиджак. Когда он, занимаясь содержанием и самим собой, будет равным себе, тогда он будет интересным. Возьмем пример из жизни: если мужчина знакомится с женщиной и начинает что-то такое представлять для нее, представлять нечто, что не имеет к нему отношения, откуда-то взятое, стереотипное, среднеарифметическое, не думаю, что он будет долго интересен этой женщине. Он будет интересен только тогда, когда он будет самим собой. Любая искусственность, псевдошность ведет в тупик.

— Каким образом актеры профессионально растут? Это процесс бесконечный или можно в какой-то момент остановиться?

— Наверное, можно остановиться. Я не думаю, что здесь есть рецептура какая-то. Это, конечно, зависит от любопытства к жизни, от желания узнавать все время что-то новое и познавать себя через что-то новое. Когда тебе попадается драматургический материал, когда ты встречаешься с режиссером, долго с ним общаешься, и тебе он постоянно кажется загадочным, интересным, и ты через него познаешь себя, тогда и продолжается развитие. Это не окаменение, не окостенение в своей профессии — это готовность каждый раз начинать с чистого листа, это понимание того, что со всеми, кто выходит с тобой на сцену в новой работе, неважно, только ли они закончили вуз или уже давно в театре, нельзя разговаривать, взобравшись на пьедестал.

Человек будет интересен только тогда, когда он будет самим собой. Любая искусственность, псевдошность ведет в тупик

Фото: Мария Плешкова

— Как вам удается сочетать работу в театре и в кино, ведь это, насколько я себе представляю, два совершенно разных режима актерского существования?

— Театральный репертуар планируется за полгода. Съемки в картине тоже планируются заранее, если только тебе не позвонили и не сказали: «Через неделю съемки, мы хотели бы вас на главную роль». Обычно так бывает, если кто-то у них отпал и теперь срочно нужна замена. Такие форс-мажорные варианты проходят редко. У тебя есть календарно-постановочный план, и ты стараешься его увязать со своим репертуаром в театре.

— А что касается актерской техники, как вам удается переключаться с театральной на киношную?

— Если я снимаюсь, допустим, раз в год, то переключаюсь легко, я уже научен тому, как переключаться. Если я снимаюсь раз в два года, это сложнее, потому что камера и вся обстановка в кино требуют постоянного тренинга.

— Как вы для себя определяете: вы больше киноактер или актер театральный?

— Сложно сказать. Я в театре с 1985-го и по десять месяцев в году играю, а снимаюсь раз в год или раз в полтора года.

— Кино, существенно расширяющее круг ваших зрителей, как-то влияет на вас? Ваш статус в момент выхода того или иного фильма меняется?

— Я это как-то не очень замечаю. У меня всегда хватало предложений, и никаких беспокойств, связанных со статусом, никогда не было. Я не особенно люблю, чтобы меня беспокоили часто, так оно и происходит. Меня беспокоят столько, сколько мне необходимо. Хотя я не могу сказать, что мне не хотелось бы сниматься больше в фильмах по хорошим сценариям, но таких предложений просто нет.

— Если театр является основным полем вашей профессиональной деятельности, то почему вы все-таки соглашаетесь сниматься в том или ином фильме?

— Я соглашаюсь, потому что мне нравится сценарий, мне нравится роль, мне нравится режиссер, а еще потому, что интересно пробовать себя в этой же ипостаси, но в кино.

— Получается, что театр — это такая постоянная работа, а кино, когда повезет?

— Но и в театре, когда повезет… Я играю те спектакли, которые уже вышли, но не факт, что у меня будет какая-то новая роль.

— Это момент везения, он может управляться каким-то образом? Для вас существует проблема зависимости от режиссера: выберет он тебя или не выберет?

— Они выбирают где-то у себя в комнате. До меня это как-то не доносится. Мне звонят и просят прийти на пробы, или мне звонят и говорят: «Мы бы хотели, чтобы вы у нас играли». Вот так обычно и происходит. Я к этому отношусь как к чему-то естественному. Ведь те же пробы — это не только пробы актера, но и пробы режиссера, потому что в этот момент ты понимаешь, на каком языке он разговаривает и сможешь ли ты с ним построить взаимоотношения, оказавшись в одной лодке.

— Как известно, актеру порой случается очень удачно сыграть какую-то роль, и эта маска прилипает к нему, все начинают смотреть на него сквозь призму этого персонажа. Что тогда делать?

— Что-то можно сделать, но у меня такого не было, чтобы я сыграл что-то, и меня начинают использовать именно в этом все время.

— А как же, к примеру, Сталин?

— Я сыграл его два раза в кино, больше меня пока не приглашали. Это не настолько ко мне прилипло, чтобы что ни звонок, так мне предлагают сыграть Сталина. Такое чаще бывает, наверное, с комедийными ролями. Я так понимаю, что для того же Вицина это был сложный момент: он ведь стремился делать какие-то драматические роли, а ему их не предлагали. Я же не могу сказать, что я обделен.

— И как вам это удается?

— Это отбор. Мне неинтересно делать что-то, что я уже делал. Были предложения, связанные с такими ролями, где разве что диалоги немного отличались, а все содержание — суть того, что делает герой, что он за собой несет, что он прячет, какой у него второй план, — абсолютная калька того, что я уже делал. Мне это делать уже неинтересно.

— Со стороны актерская карьера представляется совершенно непредсказуемой и парадоксальной: за головокружительным успехом может последовать оглушительная неудача, и наоборот, а есть такие, как Ди Каприо, которому не так много лет, а он уже переиграл все что только можно и всегда работает с лучшими режиссерами… Может быть, для этого нужно обладать каким-то особенным типажом?

— Я думаю, что помимо типажа, который у него есть, у Ди Каприо есть еще и дарование. Это не просто какой-то красавчик. Все-таки он драматический актер, и, я думаю, симбиоз его внешних и внутренних данных оборачивается тем, что режиссеры все время хотят с ним что-то снимать. Конечно, случай тоже имеет большое значение. Вы же понимаете, что информационные потоки растут для всех, и тебе нужно, чтобы в этих потоках твоя фамилия каким-то образом где-то возникла. Режиссер может просто по-человечески тебя забыть. Он перебирает каких-то актеров, которые могут ему подойти, а твою фамилию забыл. И его ассистент тоже назвал ему какие-то фамилии, а твоей фамилии там опять нет. И все. При таком потоке информации, как сегодня, до тебя может просто не дойти очередь или про тебя не вспомнят.