Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6451 ( № 8 2014)

–В документальной книге ты не можешь показать типичность героя. Сегодня конкретный человек кажется тебе неким собирательным образом, а потом вдруг поворачивается другим боком. И сама жизнь разрушает твой замысел. Поэтому если ты пишешь об эпохе, это уже не личные судьбы отдельных людей, а судьба целого народа. И надо что-то додумать, добавить какие-то детали, чтобы образы получились более ёмкими.

– Принято считать, что одно из главных бедствий современной литературы – как раз отсутствие такого героя. Что вы думаете об этой проблеме? Можно ли назвать Александра Дубравина героем нашего времени?

–Понятие героя соответствует духу времени. Сегодня ты чудак-одиночка, белая ворона, а завтра таких уже много, и их взгляды на мир становятся доминирующими.

Дубравин же, скорее, герой на все времена. Такие люди –Гумилёв называл их пассионариями –обладают повышенной энергетикой. И они всегда меняли мир вокруг себя. В первые советские пятилетки строили заводы. В войну – поднимали батальоны в атаку. И погибали первыми. Пока в народе есть пассионарное напряжение – он движется, развивается.

Есть в книге и другие образы –их появление связано как раз с конкретным историческим периодом. Деловые женщины, поставившие карьеру на первое место и не сумевшие в итоге отыскать своего счастья. Военные, которым довелось поучаствовать во всех конфликтах. Таких людей я знаю много.

Вообще отсутствие положительного примера в современности – это проблема не эпохи, а писателя. Герои есть и сейчас. Это те, кто не сдался.

– Вы не раз говорили, что ваши романы – о целом поколении. А смогут ли его понять те, кто младше героев? И не будут ли они воспринимать, скажем, эпизод с «колбасной электричкой», которым открывается роман «Вихри перемен», скорее, как абсолютную экзотику, нежели собственную историю?

–История циклична. Не видевшее этих электричек поколение думает, что ничего в его сытой жизни не изменится. Ерунда. Нефтяные деньги сегодня есть – завтра нет. Снова тряхнёт –и опять поедут эти поезда. Невидаль вдруг станет реальностью. Во время путешествий я часто наблюдаю за европейцами – в магазинах, аэропортах, в курортных городках. Они такие важные и порой высокомерные. Привыкли осознавать себя значимыми, подавать с достоинством. Но как только случается какой-нибудь коллапс, пусть даже вроде внезапного снегопада, теряются, сбиваются в беспорядочную толпу, как все. И колбасная электричка в книге – это не экзотика, а напоминание о том, что ничто не вечно под Луной.

– При всей драматичности стремительных перемен большинство героев романа – и Дубравин, и друзья его детства Анатолий, Владимир – вполне успешно адаптируются к ним, порой проявляя ранее незаметные таланты. Какие, по вашему мнению, метаморфозы происходят в этот момент в их мировоззрении?

–В первых книгах романа драматических перемен в сознании героев ещё не случилось. В четвёртой –только начинается процесс пересмотра прежней системы координат. Некоторые персонажи успели измениться. Амантай, например, уже стал казахом. А вот Дубравин и остальные его друзья своей национальной принадлежности пока не ощутили: русские запрягают медленно... Сам я в начале 2000-х переехал в Воронежскую область и встретил здесь не русских, а всё ещё позднесоветских людей. Так что для моих героев настоящие перемены впереди. Собственно, поэтому роман такой длинный – показать, что произойдёт с каждым из них.

– А что вы сами больше всего цените в сегодняшнем дне и что из оставшегося в прошлом вам особенно жаль?

–Жаль большую страну, на просторах которой каждый мог найти себе применение. Такая страна, как океанский лайнер, идёт сквозь шторма, но у всех на борту есть чувство стабильности. Ощущение уверенности и покоя.

А вот в сегодняшнем дне больше всего я ценю свободу. Как бы сложно порой ни было, ты сам выбираешь своё направление. Хочешь –книги пишешь, хочешь – бизнесом занимаешься. Да, самостоятельно определять свою судьбу непросто. И многие сегодня стонут от такой необходимости. Снова мечтают, чтобы их кормили и палкой погоняли. Вот лично я, например, при советской власти после работы в «Комсомолке» мог бы стать собкором «Правды». Продвинуться по партийной линии. Имел бы дачу, спецпаёк, казённую «Волгу». Рулил на ней по Москве и думал, что жизнь удалась. Однако очень подозреваю, что мне было бы скучно. Конечно, нынешнее «веселье» тоже разное. Иногда от него хочется волком выть. Но ты свободный волк и сам ведёшь свою стаю.

Беседу вели Алекс Громов и Максим ГОРОХОВ

Теги:Александр ЛАПИН

Фото: РИА "Новости"

Предваряя открытие персонального Музея художника на 2-й Тверской-Ямской улице, пока что Новый Манеж предоставил свои залы крупномасштабной экспозиции "Анатолий Зверев. На пороге нового музея".

Это работы 1955-1960 гг., ранее находившиеся в частной коллекции Георгия Костаки и преподнесённые в дар Музею АЗ его дочерью Аликой. О создании такого музея было объявлено год назад громкой выставкой «Зверев в огне», а сейчас – своеобразный подарок легендарному коллекционеру и другу художника в год его 100-летия. Костаки считал Зверева лучшим художником 1960-х, называл своим Ван Гогом, старался всему свету рассказать об этом гении, знакомил с мастерами, и никто не оставался равнодушным. Например, Роберт Фальк заметил: «Каждый взмах его кисти – сокровище. Художники такого масштаба рождаются раз в столетие». Сам Костаки подарил Третьяковской галерее ценнейшую коллекцию первого русского авангарда, на этот раз в Россию из Греции вернулись сотни шедевров Зверева, и лишь часть этой коллекции представлена публике в режиме анонса будущего музея. Большие растяжки с высказываниями мастера – то ироничными, то философичными – вводят зрителя в ареал его противоречивой личности.

На вопрос «Когда вы начали рисовать?» он отвечал: «Я родился художником». Уникальная манера Зверева всегда узнаваема: экспрессионизм на грани жанра и абстракции в приоритете колористического аспекта над содержательным рождает в буйстве «бесконтрольных» красок непостижимый лиризм[?] Это живопись настроения, приглашающая зрителя к созерцательному тихому уединённому впитыванию космоса. «Ты видишь не так, как остальная масса…» Миллиарды разноцветных капель, штрихов, намёков, клякс, подсказок, тайн, вкраплений, силуэтов, выглядываний, смыслов… Все эти мельчайшие частицы живут своей жизнью, не ожидая и не надеясь, что хоть кто-нибудь её уловит и поймёт: «Мы уходим в вечность… Так пропадает корабль нашей жизни. И всегда в неизвестном направлении… А живопись придумана для того, чтобы как-то сгладить нашу беспомощность»…