Антонина Коптяева - Собрание сочинений. Т. 4. Дерзание.Роман. Чистые реки. Очерки

— На его примере можно многому научиться, — говорит о нем первый секретарь горкома партии В. Д. Комиссаров.

Комиссаров — еще молодой человек, влюбленный в свой город и хорошо знающий его людей и их нужды. Он рассказывает нам о строительстве двух домов для молодоженов, о действующей ТЭЦ и вновь строящейся, о будущем проспекте Ленина, озелененном посадками лип и яблонь.

— В эту весну яблони уже цвели.

Показывая завод «Синтез-каучук», он не забывает рассказать о тридцатидвухлетнем бригадире арматурщиков Алексее Ивановиче Анохине, депутате Верховного Совета Союза ССР, заслуженном строителе Башкирской республики.

— Его люди строили «Синтез-каучук», который пущен в марте тысяча девятьсот шестидесятого года, а сейчас заканчивают первую очередь химзавода. Интересная бригада.

Здесь все интересно: и сам город, расположенный на берегах пяти рек, кипучая жизнь его сегодня и огромная перспектива промышленного развития. Необыкновенны даже шиханы, что высятся одиночками в голубом осеннем тумане над черноземной степью.

Они стоят в ряд, издалека виднеясь над ковылями и мелкими кустарниками, над черной пахотой и нефтяными вышками. Стоят, как бы озирая кипучий треугольник городов, раскинувшихся на степном раздолье у отрогов Уральских гор: ближе к Уфе — Стерлитамак, а дальше — Салават и нефтеносный Ишимбай. Эти шиханы — известняковые отложения — тоже чудо в своем роде. Склоны их круты, местами неприступны. Зовут и манят к себе сероватые одинокие вершины: Юрак-тау (Сердце-гора), Долгая гора, Шак-тау и просто Шихан, похожий на пирамиду.

С Юрак-тау связано несколько легенд.

Вот одна из них.

В далекие времена парень полюбил девушку, жестокую, как волчица. Она сказала: если хочешь доказать любовь, принеси мне сердце твоей матери.

Сын разорвал грудь матери и понес ее сердце девушке. Но по дороге он споткнулся, упал и уронил сердце в пыль. Умирающее сердце встрепенулось, участливо спросило:

— Не ушибся ли ты, сынок?

И окаменело. Так на этом месте возникла гора Юрак-тау, что значит Сердце-гора.

Можно ли, побывав в Башкирии, не заехать в Салават?! Взглянув на Салават, сразу вспомнишь, что Башкирию называют жемчужиной Южного Урала. Еще ее называли скатертью-самобранкой. Но скатертью-самобранкой в прежние времена она являлась только для местных богачей, царских чиновников и помещиков, согнавших с земли башкир-бедняков. Сейчас Башкирия действительно стала жемчужиной Урала.

Салават — город молодости. Средний возраст его жителей — двадцать четыре года, и каждый третий прохожий катит перед собой по улице детскую коляску.

А сколько зелени на улицах и какая чистота! Салават борется за звание города высокой производительности труда, образцового порядка и высокой культуры. В этом он соревнуется с Сумгаитом в Азербайджане. Чуден Сумгаит, построенный за четырнадцать лет возле Баку. Это тоже город молодости, и строила его молодежь, приехавшая на побережье Каспия по комсомольским путевкам, но о Сумгаите особый разговор, а сейчас мы совершенно увлечены Салаватом.

Пятнадцать лет назад здесь была пустынная лесостепь. Лицо города и, так сказать, душа его — первый в мире по величине стекольный завод (техническое стекло и зеркальное), большой полиэтиленовый завод, являющийся цехом комбината, и этот гигант — нефтехимический комбинат.

Наше знакомство со здешними жителями состоялось на выступлении в прямо-таки грандиозном Дворце культуры. Изумительное новшество в жизни наших городов — такие вот дворцы. У нефтяников они особенно хороши. Навсегда запомнятся приезжему человеку Дом техники в городе Октябрьском, Дворец культуры в Новой Уфе, в Стерлитамаке, что стоит на площади Ленина, белоколонный, с широкой полосой орнамента — арабской вязью над высоко возведенными красноватыми стенами, и вот этот, в Салавате.

Директор его, Гизатуллина, окончившая ленинградский институт, на культпросветработе уже двадцать лет. Рассказывая о том, как учатся в школе ее две дочки и чем занимается муж в тресте «Салаватстрой», она ведет нас в библиотеку. В книгохранилище 36 тысяч томов. Работает двадцать шесть передвижек в цехах. Гизатуллина с увлечением и явной гордостью говорит о вечерах отдыха во дворце, о художественной самодеятельности, которая за полгода дала тридцать концертов для взрослых и двадцать два для детей.

О детях здесь заботятся повсюду. Не удивительно, что во многих городских кварталах открыты детские комнаты с игрушками и телевизорами, где на общественных началах работают пенсионеры. Рождаемость в городе так велика, что детских учреждений не хватает.

На другой день мы поехали на комбинат, и у нас, как говорится, разбежались глаза: так грандиозна панорама нефтезаводов, так велики строящиеся химические цехи.

А разве забудешь начальника этого колоссального строительства Ивана Афанасьевича Березовского, инженера и технолога, на всю жизнь влюбленного в нефтехимию и не случайно окончившего еще и литературный факультет? Может быть, один из таких нефтяников-химиков и подарит нам по-настоящему проникновенный поэтический роман о своей поистине чудесной, необыкновенно сложной работе?

Березовский водил нас по старым и новым объектам, провел по длинной эстакаде, показал с высоты, где и что творится. Он сам был хорош, этот поэт и хозяин нефтехимии, высокий, стройный, хотя и не молодой уже человек, достойный стать героем романа.

Шестьсот гектаров занимает комбинат, работающий на своем, башкирском сырье, выдавая до сорока видов продукции. А беспокойные его инженеры и рабочие все хлопочут о возможно большем использовании внутренних резервов.

— Вот у нас самый «старый» инженер на производстве — Евгений Михайлович Филиппов. Ему тридцать два года. Он главный технолог производства полиэтилена. До этого был начальником крупного цеха.

Березовский улыбается. Улыбается и Филиппов, невысокий, голубоглазый, юношески подвижной, и тут же заговаривает о недостатках работы комбината…

Они не боятся говорить о недостатках, потому что наверняка справятся с ними, потому что они, как и мы, хотят лучшего на родной земле.

Из Салавата мы понеслись обратно в Уфу, где праздновался юбилей хорошего башкирского писателя — Анвера Бикчентаева. Всю дорогу я смотрела из окна машины на знакомые уже прекрасные пейзажи, на мелькающие села и думала: «Какое счастье, что около полувека назад, такой же вот осенью, все переменилось в нашей стране!»

1963–1969

В июне 1953 года в Копенгагене должен был проходить женский Международный конгресс.

Нам пришлось отправиться в Данию кружным путем, потому что Копенгагенский аэродром отказался принять пассажирские самолеты из Варшавы. Зато мы увидели чудесную страну — Чехословакию. От пограничной станции Чоп до Праги два дня бежал, покачиваясь по узкоколейной дороге, поезд с небольшими вагонами, оборудованными только для сидения, а за окнами развертывались величавые картины: то горы, заросшие дремучими зелеными лесами, то голые скалы, торчащие, как волчьи клыки, то глубокие ущелья, по которым льются бурные реки, молочно-белые от быстроты течения, то нагорные луга, уставленные островерхими избушками для хранения сена. Иногда все погружалось во тьму — поезд мчался туннелями.