Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6452 ( № 9 2014)

Марина СЕЛЕЗНЁВА, ВОРОНЕЖ

P.S.

Очень хотелось бы, чтобы нашлось решение поднятых мной проблем. Особенно надеюсь на мужчин. Женский ум, согласна с автором статьи, не умеет продуцировать новое знание – только сохранять. И мы ждём решений от сильного пола. Кстати, напомню, что автором Домостроя считается мужчина, поп Сильвестр…

Теги:женщина , материнство , феминизм

Французы, нарисованные ими самими. Парижанки / Сост., вступ. статья и редакция переводов Веры Мильчиной. - М.: Новое литературное обозрение, 2014. – 832 с.: ил. (Серия "Культура повседневности"). – 2000 экз.

В 30-е годы XIX века многие известные французские литераторы начали выпускать сборники, посвящённые самым разнообразным сторонам повседневной жизни Парижа и его обитателей. К началу 1840-х годов выходили уже десятки подобных «физиологий», превратившись, по меткому определению одного из критиков, в эпидемию коллективного самоанализа.

На этом фоне ярким пятном выделялся восьмитомник издателя Леона Кюрмера «Французы, нарисованные ими самими». Идея «рисовать» себя двояко – словом и красками, – рождённая в Англии и подхваченная Кюрмером, породила массу подражаний. В Петербурге издатель Башуцкий выпустил сборник «Наши, списанные с натуры русскими», а в Мадриде вышли «Испанцы, нарисованные ими самими». Герцен «в порыве раздражения и горького смеха» грозился сочинить книгу «Изгнанники, нарисованные ими самими», а анонимный автор в петербургском журнале «Репертуар и пантеон» иронизировал: «Какое прекрасное, великолепное заглавие!.. вскоре появятся Французы протанцованные, проигранные, съеденные, обритые, солёные – французами... Мы же, русские, превосходим иностранцев во всём[?] У нас задача решается одним словом: Наши!»

Впрочем, само слово «наши» в многонациональной стране вряд ли заслуживало такого уж порицания. Ведь оно означает «близкие нам» – не только по политическим взглядам, но и по духу, нравам, по территории совместного проживания наконец. Неудивительно, что современное молодёжное движение воспользовалось находкой почти двухсотлетней давности.

В истории французского издательского дела Кюрмер занимает особое место. Он держал под контролем всё без исключения: от сюжета, композиции и выбора наилучших мест для иллюстраций до качества краски и бумаги. Формировал читательский спрос, поначалу частично потакая вкусам публики, а в конечном итоге приобщая их к настоящей литературе.

С мая 1839 года «Французы» стали выходить в виде распространяемых по подписке отдельных тетрадок, сначала один, а затем два раза в неделю. Когда все обещанные «тетрадки» были доставлены подписчикам, вышел первый том, а через три года, к 1842-му, уже все восемь. Частично очерки заказывались (и даже устраивались своеобразные конкурсы на лучшее освещение той или иной темы), а частично выбирались из обширного «самотёка», и Кюрмер очень гордился тем, что напечатал не только сочинения знаменитостей, но и дал старт на пути к славе новичкам.

В сборнике, предложенном читателям издательством «Новое литературное обозрение», представлены лишь женские типы: «Гризетка», «Женщины-политики», «Сиделка», «Модная торговка», «Львица» и т.д. Как объясняют составители, это было сделано по нескольким причинам. Во-первых, в один том издание из восьми томов, где в каждом по 300 с лишним страниц, не втиснешь. Во-вторых, «женских» очерков гораздо меньше, чем «мужских». Ну и в третьих: парижанки в наших глазах окутаны неким волшебным флёром и соответственно вызывают гораздо больший интерес. Впрочем, героини «Французов» далеко не идеальны, и авторы нередко насмехаются над ними, а порой и открыто их осуждают. Но всё же большинство очерков написано с явной симпатией к парижанкам. Эта симпатия невольно передаётся и современному читателю.

В книгу вошли сорок очерков, в том числе Оноре де Бальзака, Фредерика Сулье, Теофиля Готье, Виржини Ансело, Таксиля Делора. В 1847 году ряд текстов последнего, журналиста и литератора Делора, правда, из другого издания – «Ожившие цветы», – был опубликован в русском переводе в «Литературной газете». Так что у современного читателя есть возможность познакомиться не только с нравами французов XIX века, но и с литературным вкусом А. Краевского, редактировавшего тогда нашу газету.

Теги:Французы , нарисованные ими самими , Парижанки

Виктор Иванович Лихоносов - один из живых классиков деревенской прозы. Родился в 1936 г. на станции Топки Кемеровской области. Детство провёл под Новосибирском. Первые книги вышли в 1966 г. Лауреат Государственной премии РСФСР, Международной премии имени М. Шолохова. В 2003 г. получил первую премию "Ясная Поляна", лауреат Большой литературной премии России. Живёт в Краснодаре.

Ночью я сходил на свою улицу Озёрную. Лёг поздно, нечаянно проснулся в половине третьего, тихо оделся и вышел. В такой час я никогда домой не возвращался, разве что в юности торопился к своим воротам сколько раз.

Я приютился у сына моей крёстной поблизости от стадиона «Сибсельмаш» и кинотеатра «Металлист» – мест, когда-то незаменимых для детского сознания. До моей улицы было недалеко: пройти вдоль сквера до улицы Станиславского, потрогать бочком угол дома 6–7 и дальше на запад до трамвайной кольцевой линии. Уже без меня, в мои студенческие годы, застроили зданиями и базаром пустое поле, за которым вытягивались к горизонту три улицы: Лагерная, Озёрная и Плановая. Подходишь и видишь свет окон в крайних домах улицы нашей: это у Банниковых и Шальневых! Господи[?] Не вспоминал эти соседские окошки так давно. Теперь в этих домах другие хозяева.

В ту зиму, когда я последний раз видел бабушку, ещё нетронутыми лежали к болоту и до железной дороги все нижние улицы, ещё не убита была деревенская простота. И когда матушка уезжала, тоже ещё не истратилось наше привычное кривощёковское обличье. Странная висела ночь над родным пепелищем. Не ёрзали вниз к станции трамваи, дальние поезда не постукивали на высокой насыпи, улица Станиславского вымерла, все спят забытые мною на столько лет, все у себя дома, а я в том углу, где бегал мальчиком и гулял на каникулах с товарищами, ступаю гостем. Вот уже показались трубы у Банниковых и напротив у Шальневых, за шальневской крышей чуть поднимается наша. Но там нас с матерью нет, и идти мне некуда, потому что на улице Озёрной нет ни Банниковых, ни Шальневых, ни дальше Малетиных, Поступинских, Минтюковых, Бутюгиных, Заварзиных. И вот наши окна: одно на улицу и два во двор. Но и на улицу теперь два окна; уже после моего отъезда матушка продала половину, в которой я вырос, купила через три дома целый, с большим огородом, туда я и приезжал на каникулы, и из дома этого она отправилась ко мне на юг навсегда. Как мне поверить теперь в то, что я когда-то жил на улице Озёрной в доме поблизости с трамвайной линией? Чует ли мать, что я в три часа ночи подошёл к воротам как блудный сын и выкликаю сам себя и всё-всё, что было здесь? Только звёзды нежалостливо мерцали надо мной. Они так же всходили при отце и в том октябре, когда принесли похоронку и когда я вскакивал и выбегал во двор последний раз, и так же отрешённо взошли они над нашим огородом, осиротевшим без хозяйки и уже спавшей вдали в вагоне поезда дальнего следования…