Итоги Итоги - Итоги № 5 (2014)

— Вашему перу принадлежит книга «Я смотрю хоккей». Как возникла идея ее написания, ведь на тот момент вы были еще действующим хоккеистом?

— Стать автором книги предложил мой друг, известный журналист Евгений Рубин. Перед чемпионатом мира-1969 я был травмирован и в Стокгольм на турнир поехал в составе туристической группы. Смотрел за матчами со стороны, много общался, анализировал. После возвращения мы с Женей регулярно встречались, я наговаривал свои мысли на диктофон, он оформлял их в виде литературного текста. Что-то дополнял от себя, потом мы обсуждали написанное, иногда спорили. Книгу, кстати, долго не печатали. Она лежала в издательстве «Молодая гвардия» почти год. Я не очень интересовался ее судьбой, своих дел хватало. Потом спросил у Рубина, что да как. Оказалось, руководство издательства попросило рукопись доработать. Мол, патриотическая линия плохо выписана, воспитательного посыла не хватает. А я всю жизнь выступал против лозунгов! Был комсомольцем, членом партии, капитаном команды, но кричать на каждом углу «Вперед за Родину!» мне казалось глупым. «Что же делать?» — растерялся я. «Ничего менять не станем, — прозвучал ответ. — Буду пробивать». И действительно, буквально через месяц после этого разговора книга пошла в печать без дополнительных правок. Сумел-таки Рубин найти веские аргументы для начальства.

Сейчас-то я понимаю, чего оно так испугалось. В книге немало места уделялось рассказу о встречах с русскими эмигрантами за рубежом. Люди попадались самые разные: кого-то во время войны немцы вывезли для принудительных работ, кто-то попал в плен и потом сам решил не возвращаться. Сильное впечатление произвело на меня знакомство с духоборами — религиозной сектой на юго-западе Канады. Они соблюдали тот же уклад и обряды, что и предки, жившие за сто лет до этого. Хорошо помню их старейшину Ивана Ивановича. Он долго рассказывал о строгих правилах, которых придерживаются духоборы. А потом сел с нами за стол и так набрался! (Смеется.) Или русских стариков, которые жили в эмиграции по много десятилетий. «Сынок, дай я тебя обниму. В последний раз родину поцелую!» — тянулись они к нам. Разве можно такое вычеркнуть...

— Не боялись общаться с эмигрантами? Ведь бдительное око КГБ сопровождало советских граждан повсюду.

— Не боялся. В конце 1970-х Рубин эмигрировал в США, а в январе 1980-го в качестве руководителя делегации я повез сборную СССР за океан. Перед Олимпиадой в Лейк-Плэсиде мы должны были провести несколько товарищеских матчей. После игры в нью-йоркском «Мэдисон-сквер-гардене» выходим всей группой в холл, а там Женя стоит. Народ чуть ли не врассыпную бросился, только бы не быть замеченным рядом с «отщепенцем». Я же к Рубину — с распростертыми объятиями, друг все-таки. Был и другой хоккейный деятель — Сергей Левин, или, как он сам себя называл, Серж Ханли. Бывший журналист из Ленинграда, который после эмиграции стал спортивным агентом. Мы с ним тоже не прекращали общаться, я ему во время турниров за рубежом билеты на матчи доставал.

— Досье, которое наверняка велось на вас в соответствующих органах, никогда не видели?

— Мне было бы очень интересно взглянуть на него. Расскажу вам одну историю, она многое объясняет. В 1966 году мы с женой поехали по туристической путевке в Финляндию. Сначала я был категорически против. «Чего мы у финнов не видели? — недоумевал. — Сборная только в прошлом году выступала там на чемпионате мира!» Но в итоге супруга меня уломала. В программе визита было четыре города: Лахти, Хельсинки, Тампере и Турку. Только пересекли границу, в купе входит девушка. На чистейшем русском языке говорит: «Здравствуйте, я буду вашим гидом». Я был в полной уверенности, что это наша соотечественница, которая сопровождает группу от «Интуриста». Оказалось, нет, Ирина — финка, просто отец у нее из России. Мы с ней подружились, продолжаем поддерживать отношения до сих пор. И вот как-то, уже в наши дни, она вдруг говорит: «Знаете, ваша фамилия упоминается в досье, которое вел на меня КГБ». Выяснилось, что она получила доступ к своим документам и обнаружила там знакомое имя. Выходит, все контакты с Ириной четко фиксировались компетентными органами. Думаю, в моем личном деле интересных фактов можно найти еще больше.

— Вы дружили с комментатором Николаем Озеровым. Вас сблизили спартаковские корни?

— Именно так. Наша тройка Евгений Майоров — Старшинов — Борис Майоров появилась в сезоне 1958/59, и Озеров был первым, кто взял у нас интервью. У меня с ним были очень теплые, доверительные отношения. И несколько раз Озеров мне очень серьезно помог. На том самом чемпионате мира 1969 года, когда из-за травмы я в сборной не играл, но все равно каждый день приходил в раздевалку команды. И вдруг как-то встречаю в коридоре одного из руководителей делегации, который говорит: «Ребята просили, чтобы ты к ним больше не приходил». Я в шоке: что такое, почему? Оказывается, кто-то распространил информацию, что я раскритиковал игру сборной. И Озеров специально звонил в московский офис ТАСС, чтобы оттуда прислали дословную распечатку моего интервью. Когда текст был прислан в Стокгольм и передан Чернышеву с Тарасовым, я был реабилитирован. Хотя ходить в команду я после этого все равно перестал...

— В своей книге вы открыто рассказываете и о нарушениях режима хоккейными звездами тех лет. Коллеги по сборной не обижались?

— Но ведь это тоже часть жизни спортсмена. Те же армейцы пили очень много, тягаться с ними было невозможно. Даже если бы я регулярно «тренировался», вряд ли бы выдержал (смеется). В те редкие дни, когда ребята не находились на сборах и не проводили матчи, они совершали настоящий рейд по питейным заведениям. Начиная с Белорусского вокзала, шли вниз по всей Ленинградке и заходили практически в каждый кабак. Или шли от Манежа вверх по улице Горького. Причем заранее договаривались, что будут пить: сегодня — шампанское, в следующий раз — водку.

После чемпионатов мира была другая традиция. Сегодня прилетели, завтра — обязательно баня. Проставляются те, кто только что получил звание заслуженного мастера спорта. Из Центральных бань направлялись прямиком в гостиницу «Армения», где был ресторан с очень приличной армянской кухней. Шли всем коллективом: молодые оплачивали, а более опытные сидели генералами.

— Когда вы в середине 70-х уехали в Финляндию работать тренером, языковой барьер сильно мешал?

— У меня был переводчик, отец той самой Ирины. Он приходил на тренировки и выезжал на матчи. Кроме того, сразу после приезда я взял несколько уроков финского языка и вскоре говорил на нем вполне прилично. Я и сейчас многое помню.

Финский хоккей в то время — это вообще отдельная история. Он был чисто любительским. Вся команда днем работала, а вечером приходила на тренировку. Понятно, что порядочную нагрузку я дать не мог. Иначе ребята на работу бы не встали и на следующей тренировке на коленях ползали. Или другая проблема. За полчаса до выезда на гостевой матч звонит игрок: мол, его с работы не отпускают. И все, ничего не поделаешь. Нужно перекраивать состав на ходу.