Газета Завтра Газета - Газета Завтра 12 (1061 2014)

Велико было внимание Гоголя к тайнам бытия, разделённого на уделы света и мрака. Борьба с чёртом, с силами зла - постоянная гоголевская тема. Писатель ощущал действенность этих сил и призывал не бояться их, не поддаваться, противостоять им. В письме к С.Т. Аксакову 16 мая 1844 года Гоголь предлагал использовать в борьбе с "нашим общим приятелем" простое, но радикальное средство в духе кузнеца Вакулы, отхлеставшего напоследок чёрта хворостиной, в повести "Ночь перед Рождеством": "Вы эту скотину бейте по морде и не смущайтесь ничем. Он - точно мелкий чиновник, забравшийся в город будто бы на следствие. Пыль запустит всем, распечёт, раскричится. Стоит только немножко струсить и податься назад - тут-то он и пойдёт храбриться. А как только наступишь на него, он и хвост подожмёт. Мы сами делаем из него великана, а на самом деле он чёрт знает что. Пословица не бывает даром, а пословица говорит: "Хвалился чёрт всем миром овладеть, а Бог ему и над свиньёй не дал власти"" (XII, 299 - 302). Мысль о бессилии нечистой силы перед лицом твёрдого духом и стойкого в вере человека - одна из любимых у Гоголя - восходит к древнерусской житийной традиции. В "Повести временных лет" говорится: "Бог один знает помышления человеческие. Бесы же не знают ничего, ибо немощны они и скверны видом".

В то же время посрамление и одоление чёрта даётся совсем не просто, что и показывает Гоголь в "Вечерах на хуторе близ Диканьки". Так, кузнец Вакула - религиозный художник - изобразил ("намалевал") на стене храма побеждённого им беса. Высмеять зло, выставить его напоказ в комическом и уродливом виде - значит почти победить его. Однако в финале повести есть намёк на несмягчаемую силу чертовщины. В образе плачущего ребёнка воплощается тема страха перед нечистью. При виде изображения чёрта в аду дитя, "удерживая слезёнки, косилось на картину и жалось к груди матери". Гоголь даёт понять, что демонические силы можно унизить, высмеять, спародировать, но, чтобы окончательно победить "врага рода человеческого", нужны радикальные средства иного порядка - противоположно направленная, высшая Божья сила.

Писатель обращался к исследованию глубин человеческой природы. В его произведениях - не просто помещики и чиновники; это типы общенационального и общечеловеческого масштаба - сродни героям Гомера и Шекспира. Русский классик формулирует законы национальной жизни и целого мира. Вот один из его выводов: "Чем знатнее, чем выше класс, тем он глупее. Это вечная истина!"

Болея душой за судьбу Руси, Гоголь, согласно его глубоко лирическому, одухотворённому признанию, дерзнул "вызвать наружу всё, что ежеминутно перед очами и чего не зрят равнодушные очи - всю страшную, потрясающую тину мелочей, опутавших нашу жизнь, всю глубину холодных, раздробленных, повседневных характеров, которыми кишит наша земная, подчас горькая и скучная дорога". Для этого "много нужно глубины душевной, дабы озарить картину, взятую из презренной жизни, и возвести её в перл создания". Эти творческие жемчужины - несомненно, из духовной, Божественной сокровищницы Творца.

Основное свойство классики - быть современной во все времена. Так же, как и Новый Завет, в каждое мгновенье и для каждого остаётся новым, каждый раз заново обновляя и возрождая человека.

Гениальные гоголевские типы оживают и воплощаются постоянно. В.Г.Белинский справедливо размышлял: "Каждый из нас, какой бы он ни был хороший человек, если вникнет в себя с тем беспристрастием, с каким вникает в других, - то непременно найдёт в себе, в большей или меньшей степени, многие из элементов многих героев Гоголя". Именно - "каждый из нас". "Не все ли мы после юности, так или иначе, ведём одну из жизней гоголевских героев? - риторически вопрошал А.И. Герцен. - Один остаётся при маниловской тупой мечтательности, другой буйствует a la Nosdreff, третий - Плюшкин и проч.".

Путешествуя в пространстве и во времени, приспосабливаясь к нему, гоголевские персонажи по-прежнему вполне узнаваемы и в нынешней жизни - продолжают оставаться жидоморами-чичиковыми, собакевичами, "дубинноголовыми" коробочками, петрушками, селифанами, "кувшинными рылами", ляпкиными-тяпкиными, городничими, держимордами и др. В современной чиновничьей среде, как в гоголевских "Мёртвых душах", по-прежнему "мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет. Все христопродавцы" (VI, 97).

Хлестаков в "Ревизоре" - это уже не просто нарицательный тип, а всепроникающее явление. "Этот пустой человек и ничтожный характер заключает в себе собрание многих тех качеств, которые водятся и не за ничтожными людьми, - объяснял Гоголь в своём "Предуведомлении для тех, которые хотели бы сыграть как следует "Ревизора"" - <> Редко кто им не будет хоть раз в жизни". Не случайно Хлестаков кричит оцепеневшим от подобострастного ужаса чиновникам: "Я везде, везде!".

Открыв всеобъемлющую фантасмагорию хлестаковщины, Гоголь приходил к суду и над самим собой. Относительно своей книги "Выбранные места из переписки с друзьями" (1846) он писал В.А. Жуковскому: "Я размахнулся в моей книге таким Хлестаковым, что не имею духу заглянуть в неё Право, во мне есть что-то хлестаковское". В апреле 1847 года в письме к А.О. Россет писатель каялся: "Я должен Вам признаться, что доныне горю от стыда, вспоминая, как заносчиво выразился во многих местах, почти а la Хлестаков". И в то же время Гоголь признавался: "Я не любил никогда моих дурных качеств взявши дурное свойство моё, я преследовал его в другом званье и на другом поприще, старался себе изобразить его как смертельного врага".

Мысль о Божественной сущности слова была основополагающей для Гоголя. Писатель обострённо ощущал священную сущность слова: "чувствовал чутьём всей души моей, что оно должно быть свято". Это привёло его к ос​новным убеждениям: "Опасно шутить писателю со словом" (6, 188); "Чем истины выше, тем нужно быть осторожнее с ними"; "Обращаться с словом нужно честно. Оно есть высший подарок Бога человеку" (6, 187). Эти афористически выраженные христианские писательские убеждения определили смысл главы IV "О том, что такое слово" "Выбранных мест из переписки с друзьями" и пафос этой книги в целом: "Слово гнило да не исходит из уст ваших! Если это следует применить ко всем нам без изъятия, то во сколько крат более оно должно быть применено к тем, у которых поприще - слово и которым определено говорить о прекрасном и возвышенном. Беда, если о предметах святых и возвышенных станет раздаваться гнилое слово; пусть уже лучше раздаётся гни​лое слово о гнилых предметах" (6, 188).

Как никогда актуальны гоголевские мысли об особой ответственности всех, кто наделён этим Божественным даром: со словом надо обращаться трепетно, бесконечно бережно, честно.

Незадолго до смерти - после посещения Оптиной пустыни - писатель изменился и внешне, и внутренне. По свидетельству А.К. Толстого, Гоголь "был очень скуп на слова, и всё, что ни говорил, говорил как человек, у которого неотступно пребывала в голове мысль, что "с словом надо обращаться честно" По его собственному признанию, он стал "умнее" и испытывал раскаяние за "гнилые слова", срывавшиеся с уст его и выходившие из-под пера под влиянием "дымного надмения человеческой гордости" - желания пощеголять красным словцом.