Журнал Русская жизнь - Девяностые (июль 2008)

Миротворческая операция России в Таджикистане была максимально последовательным воплощением принципа принуждения к миру и оказалась наиболее эффективной, так как привела к прекращению самой кровопролитной из войн на территории бывшего СССР. В настоящее время 201-я мотострелковая дивизия, формально входящая в состав Приволжско-Уральского военного округа и усиленная 323-м штурмовым авиаполком, является гарантом внутреннего мира в стране и обеспечивает его внешнюю безопасность, будучи в несколько раз сильнее ВС Таджикистана. Всего российский контингент в Таджикистане насчитывает примерно 12 тыс. человек, около 200 танков Т-72, более 300 БМП и БТР, более 200 орудий, минометов и РСЗО, несколько штурмовиков Су-25, не менее 20 вертолетов. Значительную часть рядового состава 201-й МСД составляют местные жители, служащие по контракту (зарплата российского контрактника, достаточно ничтожная по нашим меркам, является почти баснословным богатством для граждан Таджикистана). Кроме собственно миротворческих функций российскому контингенту долгое время приходилось решать задачу по охране внешних границ Таджикистана от афганского наркотрафика, а затем и агрессии талибов. По сути, это была защита границ не только собственно Таджикистана, но и всей Центральной Азии, да и самой России, «открытой настежь» с этого направления.

Внешняя угроза для Таджикистана значительно снизилась после начала американской операции в Афганистане в 2001 г. Однако сегодня судьба этой операции в высшей степени неочевидна, поскольку у американцев силы отнимает Ирак, европейцы в принципе не готовы воевать, а талибы живут и здравствуют. Поэтому если судьба российского миротворческого контингента в Грузии представляется достаточно неясной, то в Таджикистане он продержится еще очень долго.

Российские миротворческие контингенты в странах СНГ состояли почти исключительно из десантников, наиболее подготовленной и боеспособной части ВС РФ. Наши миротворцы принципиально отличались от своих ооновских коллег готовностью убивать и умирать. Задачу «принуждения к миру» они понимали вполне буквально, поэтому выполняли ее быстро и успешно. В отличие от них, подавляющее большинство ооновских миротворцев никогда и ни при каких обстоятельствах не проявляло готовности умирать. Это касается даже и воинов из развивающихся стран, а уж про европейцев нечего и говорить. Классическим примером здесь является поведение голландских военнослужащих в Боснии, которые в 1995 г. не сделали ничего для того, чтобы предотвратить резню, устроенную сербами против мусульман в городе Сребренице. Капитан Хенрик ван дер Ваах, служивший в этом голландском батальоне, позже сказал следующее: «Долг офицера заключается в том, чтобы отказаться от неоправданного риска и сохранить жизни подчиненных. У нас не было такого приказа - умирать, спасая мусульман или кого бы то ни было». Вот и все миротворчество.

Можно отметить, что все указанные операции Россия провела в начале 90-х, когда в ней самой внутренняя экономическая и политическая ситуация была исключительно сложной. Статус Российской армии был не вполне понятен не только за пределами, но и внутри собственной страны. Тем не менее армия решила сложнейшую боевую задачу, - предотвратила уничтожение абхазского и южно-осетинского народов, самоуничтожение таджикского народов. Успех миротворческих операций сыграл очень значительную роль в том, что, несмотря на сложнейшие внутренние проблемы, Россия в 90-е сохранила абсолютное доминирование в СНГ, возможность оказывать решающее влияние на внутриполитические процессы в этих странах.

Сейчас, когда Россия «встает с колен», это решающее влияние почему-то утрачено практически полностью, страны СНГ все более уверенно идут своим путем, не оглядываясь на Москву. А наши миротворческие контингенты вроде бы продолжают выполнять свои задачи, но все больше начинают походить на контингенты НАТО в бывшей Югославии. В том смысле, что начинают обслуживать интересы руководства своих стран, на фоне которых задача сохранения мира как-то теряется.

Три эпохи накопления

В 89-м году Евгений Гонтмахер, ведущий научный работник Госплана, участвовал в газетной дискуссии «Стыдно ли быть богатым?» Во время спора молодой ученый озвучил Большой Вещевой Набор благополучного советского обывателя -как всем известный, давно сложившийся, не требующий пояснений: «На фоне нашей всеобщей бедности для того, чтобы выделиться, многого и не нужно: достаточно обладать коврами, хрусталем, отдельной квартирой, импортной стенкой, дачей, машиной с гаражом и кое-какой престижной радио- и видеотехникой» («Собеседник», 28 июля 1989 г.). Так оно и было - набор был общеизвестен, давно обсужден, обдуман, оправдан, освистан, принят как данность.

За прошедшие двадцать лет этот список довольства и изменился, и не изменился. Мне показалось важным понять, что поменялось в списке за эти годы, и как именно он менялся. Принято считать, что быт наиболее успешно противостоит любым новым идеям и любым революционным изменениям, потому что по своей природе приватная жизнь бесконечно консервативна.

И, однако, именно быт, налаженный советский быт, в девяностые годы разлетелся в пыль, в прах - потому что мы пережили не столько революцию идей, сколько революцию вещей и отношения к этим вещам.

Предметы в списке, возможно, остались прежними (за исключением мелочей, вещевых предлогов и междометий - хрусталя, видеотехники, стенки), но теперь они, стоя в ровном своем ряду, составляют совсем другое высказывание. Их выпотрошили и набили новым смыслом.

Относительная вещевая стабильность длилась всего-навсего двадцать пять лет - с 60-го по 85-й год. Но то были мирные, ленивые, обывательские годы, и тянулись они неспешно. Не сразу, конечно, сложился набор Гонтмахера, далеко не всем зажиточным советским семьям он достался в полном объеме, и далеко не сразу утвердилось идеологическое обеспечение относительного довольства. До публичного обсуждения уместности честной любви к автомобилю дело, кажется, так и не дошло - так долго спорили о штанах и полированной мебели. Ведь грех какой - сервант с комодом!

В дилогии Любови Воронковой «Старшая сестра» и «Личное счастье», изданной в 1958 году (прекрасное чтение, полное документальных деталей), мы можем застать младенчество будущего общественного спора - иметь или не иметь? Перед нами разворачивается трогательная история комсомолки Зины Стрешневой, столкнувшейся с имущественным искушением.

Зина растет в рабочей семье: «Коврик, вычищенный снегом, ярко пестреет голубыми и красными цветами. Полотняные чехлы на диванных подушках, выстиранные и проглаженные, сияют свежестью. Большая полотняная скатерть, с тугими складками на сгибах, лежит на столе, словно впервые выпавший снег. Зелены и свежи цветы на окнах. В комнате тепло. Из-под большого желтого абажура лампы проливается на стол широкий круг света. Зина взглянула на стол и сразу увидела, кто чем был занят. На одном краю лежат тетради и букварь - Антон делает уроки. Чуть подальше - красный клубок шерсти с начатым вязаньем: мама вязала теплые носки Изюмке. На другом краю стола - раскрытая книга, общая тетрадь и в ней карандаш: папа готовился к политзанятиям». Это добрый, хороший, теплый мир. Зина, «вальцовщикина дочка», любит свою комнату, приучена уважать соседей, встает в школу по заводскому гудку. Но есть и другой мир - с ним она сталкивается, зайдя за нерадивой подружкой, дочерью инженера Белокурова (красота фамилии сразу настораживает): «Зина незаметно приглядывалась к окружающему. Какие богатые вещи! Ковер, на круглом столике бархатная скатерть, на резной полочке хрустальная ваза, в ней цветущая вишня, сделанная из розового шелка… На окне, среди цветов, аквариум с одиноко плавающей золотой рыбкой».