Борис Касаев - Большая охота (сборник)

– Изберете меня президентом – метро построю!

– Пошел бы ты в зад! – ответила толпа.

Будто свинцовые рога свалились и вдарили по темечку Василия: обмер от страшной дерзости. В голове оборвались какие-то нити.

Ошарашенного, одеревеневшего, полумертвого Кефирова отвезли в горбольницу, где он безропотно скончался от удара…

Тут и сказке конец.

На далеком и нежном морском горизонте прочертила погода жирную лиловую линию, грозя обрушить на одуревший от жары город субтропический ливень. Но пока еще вовсю полыхало солнце, безмятежно сияли в сиреневой дымке горы, и я решил потолкаться на пляже. Собственно из гостиничного окна, с горы, в мощный бинокль, местный пляж просматривался как на ладони и можно было бы туда не ходить, но одна деталь пляжа разожгла мое любопытство, и я засобирался.

Я быстренько нацепил короткие усики, водрузил на нос солнцезащитные очки, влез в шорты, бросил на плечо надувной матрац и продефилировал мимо лоточниц и торговок семечками к морю. Пока я спешно двигался по улице, пока, чертыхаясь, пробирался между телами и тушами пляжников, прошло минут десять. Испарилась махонькая, микроскопическая капля времени, эдакая молекула в сравнении с вечностью. Но и такой крохи бывает порой достаточно для переворота в положении вещей. Я слишком хорошо знал цену времени и потому еще шагов за сто до цели всей шкурой почувствовал: опоздал…

«Деталь» пляжа – ярко-красный, как капля томатного сока, купальник – исчезла. Вместе с купальником, естественно, и его хозяйка, а заодно с нею – шестеро каких-то мужиков. Вот бетонная тумба, а вот рядом, на мелкой гальке, то место, где только что развеселая компания азартно резалась в карты, пожирала виноград с инжиром и орошала съеденные фрукты сухим вином «Ркацители». Место совершенно чистое – значит, убрались до утра. На всякий случай я рысью пробежался вдоль берега от одного края пляжа до другого – ни на море, ни на суше их не было.

Пляж продолжал жить своей праздной жизнью: шумело море, визжали дети, гоготали взрослые, вопило радио, перемежая музыку грозными предупреждениями о вреде солнечной активности, где-то кричали «караул», а по акватории сновали взад-вперед катамараны.

Я упал на матрац и задумался. Кто-то из великих сказал: «Думать, хоть изредка, полезно – появляются извилины». Хотя, с другой стороны, в пустой голове мыслям как-то просторнее. Но это уже мой вывод. Итак, я задумался и скоро похвалил себя за умение прислушиваться к советам великих. Искать следует в гостиницах и ресторанах, понял я. Не спорю, догадка не блистала оригинальностью, но я был доволен. В конце концов, я не гигант мысли.

Теперь мне некуда было торопиться. Вскоре на небо надвинулись толстые тучи синюшного цвета, и солнце исчезло в их жутких объятиях. Когда налетел резкий ветер, я собрал манатки и двинулся к себе. Проходя мимо администратора, задал ему (так, на всякий случай) несложный вопрос и неожиданно для себя получил на него утвердительный ответ.

Вечером, в девять часов, я сидел в ресторане при гостинице, ел, не торопясь, цыпленка и поглядывал по сторонам. Ресторанные страсти еще не разгорелись: оркестр вяло, явно настраиваясь, щипал струны, никто толком еще не подвыпил и не рвался в пляс, гости вели себя пристойно. Наконец, в сопровождении шестерых кобельков появилась та, за кем я охотился. Это была броская, пикантная особа, чертовски хорошо одетая и причесанная. Кто-кто, а уж я-то знал, как она любила и умела одеваться и причесываться. К тому же, она была не только хороша, но и умна. Это я тоже знал. Боб Дюдюкин, однажды побеседовав с ней, с восхищением признался мне:

– Хороша! Бывают же такие. Где ее откопал?

Наверное, Боб всегда хотел много знать, потому он так рано состарился.

– Это тайна, Боб…

Звали ее Анжелика. У нее были роскошные русые волосы, и однажды она едва не стала матерью моего ребенка. Впрочем, спорить не буду – возможно, и не моего. Потом она сбежала от меня из Надыма, прихватив с собой заодно и мои накопления. И вот теперь, наконец, мы свидимся…

Я встал, бросил на стол возле блюда с обглоданными останками цыпленка несколько купюр, и, не спеша, под гитарное треньканье, направился к выходу. Через две минуты я уже открывал дверь номера моей беглянки, а еще секунд через двадцать приступил к серьезному исследованию содержимого ее чемодана и сумок. Потом я обшарил кровать, ванную, но тайник, где лежало несколько паспортов и немного денег, оказался в углу под паркетными брусками, на коих стоял торшер. Я выключил свет, сел в кресло и, как в добрых традициях детективных фильмов, приготовился ждать. Надо заметить, что пока я проматывал деньги в ресторане и ковырялся в Анжеликиных тряпках, бушевала гроза. Ливень в сопровождении грома и молний был таким сильным, что казалось Черное море опрокидывается на город. Под грохот небесной канонады беззвучно открылась дверь, и до меня из коридора донесся веселый разговор: моя любимая обещала кому-то быть готовой через полчаса. Она закрыла дверь, включила свет, и я предстал пред нею во всей своей красе.

После длинной и немой, естественно, сцены она, наконец, сказала:

– Господи, Королев, как ты мне надоел! Ну, чего тебе надо?

– Во-первых, я тебя люблю. Во-вторых, ежели не хочешь со мной жить – отдай мои деньги… Нехорошо.

Она сказала:

– Отдам. На днях. Мне начинает фартить.

В номер громко и назойливо постучали, дверь открылась, и в прихожку ввалились два субъекта из ее «свиты».

Анжелика обернулась и сказала:

– Сейчас!

Тот, кто был повыше и поплечистей, с угрозой спросил, показывая на меня:

– Это что за чмо?

Я прикрыл глаза. Драка не входила в мои расчеты: будет шум, придется сматывать удочки, мне вовсе не хотелось расставаться с предметом моих грез, пока я не взыщу с нее должок.

– Это мой доктор… А теперь убирайтесь, – сказала моя перелетная птичка и начала раздеваться.

– Ты что, собираешься с ними баиньки? – спросил я, когда мужики, поворчав, ушли.

– Да.

– Со всеми сразу?.. – не без ехидства осведомился я.

– Со всеми. У них большая наличность – не скупятся.

– Это безумие! – сказал я. – Они передерутся или угробят тебя.

– Такое их условие. А теперь пора. Встретимся завтра, если спасусь.

Я сделал еще безуспешные попытки отговорить ее от авантюры, а потом плюнул, обозвал шлюхой и отправился к себе.

Разбудил меня стук в дверь. Было свежее после грозы утро, на акации перед окном чирикали, прихорашиваясь, воробьи. Я натянул брюки и спросил через дверь, какого черта надо.

– Вам телеграмма!

Ни посылки, ни письма, ни тем более телеграммы я ни от кого не ждал. Я сунул газовый пистолет в карман, прижался спиной к стене и повернул ключ. Когда я открывал замок, ожидал узреть кого угодно – дьявола, носорога, милиционера, но только не хахалей моей потаскушки. Но это были они, и вид их рож не давал мне никаких шансов надеяться на пощаду.