Г Сегалин - Эвропатология личности и творчества Льва Толстого

Когда сделали и это, мы снова стали просить его лечь, но он все отказывался...

Из этих отрывков, описывающих психическое состояние Льва Толстого перед припадком, мы определенно видим, что его психика была настолько помрачена, что мы можем это состояние его психики обозначить как то сумеречное состояние, которое бывает перед припадком у аффект-эпилептиков. По-видимому, он здесь галлюцинировал, принимая, например, чужую обстановку в дороге (описанное дочерью Александрой Львовной выше состояние перед припадком случилось дорогой) за обстановку домашнюю, ибо, как она пишет: "он был удивлен, что все было не в порядке, не так, как он привык".

Он требовал, чтоб был поставлен ночной столик, свеча и т. д.

А что у Л. Толстого бывали галлюцинации вообще, об этом мы уже говорили выше.

Теперь спрашивается: быть может, этот описываемый припадок был единичный случай в жизни Толстого, и что из этого нельзя заключить, что он был вообще подвержен припадкам. Чтоб осветить этот вопрос, мы также имеем целый ряд данных, говорящих против того предположения, что этот припадок был единичный.

Мы имеем целый ряд свидетельств близких Льву Толстому лиц, из которых ясно видим, что припадкам он был подвержен, как свойственной ему привычной болезни. К этой болезни близкие настолько привыкли и настолько ее изучили, что даже по продромальным симптомам, узнавали раньше, когда будет припадок. Так, например, в том же описанном выше секретарем Толстого припадке, мы читаем:

-- "... Входила (речь идет о Софье Андреевне) ко Льву Николаевичу. Он сидел на кровати. Спросил, который час и обедают ли. Но Софье Андреевне почудилось что-то недоброе: глаза Льва Н-ча показались ей странными.

Глаза бессмысленные... Это перед припадком. Он впадает в забытье... Я уже знаю. У него всегда* перед припадком такие глаза бывают"... (Разрядка наша (Г. С.)).

Из этого ясно следует, что его жена Софья Андреевна, настолько изучила его припадки, что знает, что такие глаза бывают "всегда" перед припадком. Значит, припадков таких она видела достаточно настолько, что она, будучи не медиком, но наблюдательным человеком, как всякий в ее положении, узнает те привычные ей и знакомые симптомы, предшествующие припадку, как нечто хорошо знакомое.

О том, что припадки бывали с ним нередко и раньше, явствует также из целого рада других литературных документов. Так, если мы возьмем воспоминания его дочери А. Толстой ("Об уходе и смерти Л. Н. Толстого"), то у ней мы находим такое место (стр. 156):

"Когда он (т. е. Л. Толстой) заговорил, я поняла, что у него начинается обморочное состояние, которое бывало и прежде*, В такие минуты он терял память, заговаривался, произнося какие-то непонятные слова...

____________________

* Разрядка здесь, а также и дальше -- наша.

И дальше на этой же 156 странице...

"Мы поняли, что положение очень серьезно, но, и что, как это бывало и прежде, он мог каждую минуту впасть в беспамятство. Душан Петрович, В. М. и я стали понемногу раздевать его, не спрашивая его более, и почти перенесли В кровать.

Я села возле него, и не прошло и пятнадцати минут, как я заметила, что левая рука его и левая нога стали судорожно дергаться, Тоже самое появлялось временами и в левой половине лица"...

... Мы попросили начальника станции послать за станционным доктором, который бы мог, в случае нужды, помочь Душану Петровичу. Дали отцу крепкого вина, стали ставить клизму. Он ничего не говорил, но стонал, лицо его было бледно и судороги, хотя и слабые, продолжались.

Часам к девяти стало лучше. Отец тихо стонал. Дыхание было ровное, спокойное"...

Из этого описания другого припадка, в другом месте, дочерью Льва Толстого мы видим, что припадок сопровождается также судорогами и потерей сознания, что припадку предшествуют признаки, по которым близкие заранее узнают, что будет припадок: "в такие минуты, (т. е. до припадка) он заговаривался, произнося какие-то непонятные слова".

На основании этого дочь его, А. Толстая "поняла", что начинается то состояние, "которое бывало и прежде": "он мог впасть в беспамятство".

А, главное, что мы можем из этого заключить, что припадкам этим он был подвержен, как ему нечто настолько свойственному, что по симптомам предвестников узнают наступающий припадок. Будь этот описываемый припадок как единичный случай, или как нечто редкое, вызываемое исключительным состоянием, то дочь его и близкие не могли бы этими предшествовавшими признаками руководствоваться, что будет припадок,

Насколько резко и характерно было это состояние перед припадком для родных и близких, видно из следующего описания:

Гольденвейзер на стр. 318 в своем дневнике (цитируя записки А. П. Сергеенко) описывает состояние здоровья Л. Н., когда он был подвержен целому ряду припадков в связи с неприятными переживаниями, таким образом:

"... Душан Петрович рассказывал, что 14-го, в тот день, когда Софья Андреевна написала Л. Н-чу свое письмо, он ожидал, что у Л. Н-ча будет вечером опять припадок. Л. Н. с утра был слабый, голос у него был вялый, и, когда он говорил, губы у него слабо двигались, рот едва открывался. Все это, особенно то, что слабо двигались губы, было для Душана Петровича, нехорошим признаком.

Но, несмотря на свою слабость, Л. Н. все-таки решил после завтрака поехать на прогулку. Душан Петрович пробовал было его отговорить, предлагая ему поехать в экипаже, но Л. Н. сказал, что поедет верхом потихонечку, и что он чувствует ему будет лучше от прогулки". Душан Петрович не мог больше отговаривать Л. Н. и они поехали. Отъехали они шагом, Л. Н. ехал впереди. Душан Петрович тревожился за него, он был слишком слаб. Но, проехав шагом некоторое расстояние, Л. Н. припустил лошадь, а затем остановил ее и подозвал к себе Душана Петровича. И Душан Петрович не поверил глазам своим. -- Это был совсем другой Лев Николаевич, чем 1/4 часа тому назад. -- Лицо оживленное, свежее, голос громкий, и губы, по словам Душана Петровича, совершенно "жизненные".

Итак, мы с достоверностью можем на основании этих данных сказать, что Лев Толстой страдал эпилептическими припадками с потерей сознания, с эпилептическими судорогами, с бредом и спутанностью до припадков и с последующей полной амнезией всего происшедшего.

11. Зависимость судорожных припадков и их эквивалентов от аффективных переживаний

Здесь мы должны отметить одну весьма характерную особенность в истории болезни Толстого, а именно зависимость припадков и их эквивалентов от аффективных переживаний у Л. Толстого.

В самом деле, если проследить время, когда появляются эти припадки, то всегда бросается в глаза, что они появляются всегда после какого-либо аффективного переживания Льва Николаевича. -- Будь это семейная сцена или неприятность, потрясающая его легко ранимую эмотивную сферу, он всегда, в конце концов, реагировал на это аффективное переживание припадком. Так, описываемые выше припадки с конвульсиями в дневнике секретаря Л. Толстого -Булгакова, относятся к тому тяжелому периоду переживаний, когда у него конфликт с Софьей Андреевной дошел до высшей точки, так что он решился на бегство. Непосредственно эти припадки были вызваны тяжелыми объяснениями по поводу ссоры его дочери с матерью. Эти припадки были чрезвычайно тяжелого характера. Точно также все припадки и эквиваленты, которые упоминались выше, также наступали в связи с аффективными переживаниями неприятного или приятного характера.